Московский гость

— И ты хочешь быть со мной? — лукаво прищурилась девица.

Антон Петрович готов был рухнуть перед ней на колени, сейчас, при всех, на глазах у сотен, у тысяч свидетелей. Нежная, горячая слабость плескалась в нем.

— Еще бы… я могу надеяться?.. быть с тобой… когда? смею ли я в самом деле надеяться?..

И как Голубой Карлик уже почти не сознавал, что с ним и что такое он говорит, так и Красный Гигант, глядя на его муки и необычайные, едва ли не завидные подвиги любви, если что и сознавал, так прежде всего то, что почва уходит из-под его ног. Надо же было этому человеку пройти долгий путь дивных приключений и невероятных страданий, из подающего надежды политика превратиться в без пяти минут знаменитость арены, чтобы в конце концов заплясать на цыпочках перед сомнительной особой, к тому же повинной во многих его несчастьях! Леонид Егорович не понимал этого, сомнения раздирали его, ему казалось, что он видит сон. Антона Петровича не иначе как опоили приворотным зельем! В его-то положении, в его годы, ему, семейному человеку, которому только и осталось думать, как бы вырваться из унизительного состояния, вдруг взбрело на ум упадать вокруг девицы, словно он безусый юнец, чья голова начинена романтическими бреднями. И Леонид Егорович, тоскуя, страшась втайне, что его друг, может быть, проведал что-то и делает именно то, что следовало бы делать и ему, но что он делать никогда и ни под каким видом не сумеет, вскричал:

— Схаменись, Антон Петрович! Эта женщина опасна, она погубит тебя!

— Все, молчи, теперь помалкивай, Леонид Егорович, — ответил влюбленный, сверкнув в сторону друга сердитым взглядом. — Молчи… не понимаешь… вот и молчи! — А затем, ласково и сладко усмехнувшись Кики Моровой, дал дополнительное разъяснение: — Он не понимает, несчастный… А я свою участь решил!

Это более всего пугало Леонида Егоровича — вдруг он действительно чего-то не понимает? упускает некий шанс? Он смотрел на происходящее чуточку плача.

— А что, если он прав и я тебя в самом деле погублю? — вполголоса спросила Кики Морова приблизившегося к ней артиста. — Или ты меня совсем не боишься?

— Я с вами ничего не боюсь… мы вместе… чего же мне бояться?

— Вместе… — Девица покачала головой. — А не надо бы. Твой друг прав, я опасна. Это очень опасно, парень, ты рискуешь. Или тебе по душе риск? Может быть, хотя… В общем, ты сам должен решить. Здесь есть комната, где мы могли бы уединиться? Мне надо отдохнуть, а ты побыл бы рядом… Если, конечно, склонен рискнуть. — Заметив, что «парень» собирается заговорить, и сообразив, что ничего, кроме патетических речений, от него теперь не услышишь, она властно зажала ему рот рукой: — Давай без лишних слов. Как насчет комнаты? Это единственное, что меня сейчас интересует.

— Есть комната, в которой мы с Леонидом Егоровичем переодеваемся перед выступлением… это здесь, недалеко… Вас устроит? Ах, скажите, вам плохо? — воскликнул Антон Петрович, и тревога исказила его лицо.

— Ладно, отведи меня в эту комнату. — Но уже у служебного выхода возле эстрады Кики Морова внезапно остановилась и, положив руку на плечо своего спутника, с неожиданным волнением воскликнула: — И все же подумай, еще есть время, это впрямь опасно!

— Я готов… — ответил мужественный артист.

Они перешагнули порог.

— Что же происходит? — едва слышно пробормотал совершенно сбитый с толку Красный Гигант.

Петя Чур, присев напротив, насмешливо посмотрел на него.

— Любовь, приятель, молодость берет свое… Эй, человек! — крикнул он стоявшему поодаль Макаронову. — Вина!

— Слушаюсь! — рявкнул Макаронов и бросился исполнять распоряжение.

— Любовь? Но вы сказали — молодость… Это верно в отношении вашей… спутницы, а что касается моего друга — это он-то молод? Он ничуть не моложе меня, смею вас заверить… Значит, и я мог бы? Но для чего? И я, вы видите, не делаю этого. Более того, я не понимаю, зачем он…

— Не будьте таким скучным, серым, тоскливым, — прервал артиста Петя Чур. — Порадуйтесь за них!

— А вы радуетесь? Да, возможно… Но я не уверен, что и в самом деле есть повод для радости… Хотя, если у него что-то получится… в таком романе, в таком сложном переплетении судеб и весьма фантастическом приключении… Нет, в каком-то смысле я за него рад, но более всего я, разумеется, удивлен… ведь мы намеревались подзаняться совсем другим… Скажем, поисками третьего пути… Но это вас вряд ли интересует.

— Совершенно верно, нимало не интересует.

Леонид Егорович взял со стола ломтик хлеба и нервными пальцами скатал шарик.