— Раньше здесь рядом овраг был. Теперь там всего несколько домов осталось, да и те наверху, а в то время он был застроен так, что напоминал пчелиные соты. Население там кротостью нрава не отличалось, и нашим там пройти без ущерба для здоровья было практически невозможно. Так вот Георгий после нескольких серьезных драк сумел наладить с овражными мирные отношения.
— Да, это надо было суметь, — согласился Лев. — Значит, по-настоящему его имя Георгий, а то Пелагея его все Жоркой называла.
— Да, его больше Грозным звали. Иван Грозный, Иванов Грозный, а потом сократили просто до Грозный. Авторитетом он пользовался здесь непререкаемым, ему ничего не стоило сорганизовать парней на что угодно: и на плохое, и на хорошее. Несмотря на все это, учился он довольно прилично, хотя при желании мог бы быть круглым отличником, а может, и медалистом. Но ему это было неинтересно. Зато сестра его, Леночка, таким солнечным ребенком была! Доброжелательная, открытая, веселая, училась хорошо! По сравнению с братом ну просто небо и земля.
— Георгий тоже состоял на учете в детской комнате милиции?
— Знаете, нет — его же никто не выдавал. Нашкодят что-нибудь, поймают их, а они про него ни гу-гу. Участковый с ним и с его отцом Александром Константиновичем неоднократно разговаривал, а толку? Уж он и грозил Георгию всеми мыслимыми карами, и уговаривал, а потом махнул рукой и сказал, что горбатого могила исправит. Но! — Она рассмеялась. — Когда Георгий ушел в армию и вся эта компания, оставшись без вожака, пустилась во все тяжкие, тут-то наш участковый волком и взвыл. Приходил ко мне и только что не плакал, все удивлялся, как же Иванов умудрялся этих бандитов в руках держать. Тогда очень многих из этой компании посадили, — уже серьезно сказала она. — Кое-кто потом исправился, но ушел из нашего района, чтобы старые связи оборвать, но многие с этого пути сойти уже не смогли. Не знаю, какое будущее ждало бы Георгия, если бы он после армии не поступил в военное училище. Он потом, когда на каникулы или в отпуск приезжал, всегда в школу заходил, рассказывал, что у него все хорошо, служит, интересовался, кто где, кто кем стал. Очень его форма красила — совсем другой человек! Последний раз я его видела в 1993-м, когда он семью отсюда забирал. Зашел он сюда попрощаться, посидели мы с ним, поговорили, одноклассников и друзей его вспомнили. Где он теперь, не знаю, но думаю, что уже полковник, с его-то лидерским характером! — Зинаида Леонидовна подумала, а потом пожала плечами: — Ну, вот, наверное, и все, что я могу вам рассказать.
— Спасибо большое, вы даже не представляете себе, как мне помогли, — искренне поблагодарил директора Гуров. — И еще раз напоминаю: меня здесь никогда не было и вы даже имени моего никогда не слышали.
— Я помню, — кивнула женщина и вдруг улыбнулась. — А ведь я вас сразу узнала, потому что видела по телевизору передачу о вас и вашей жене, а вела себя так, потому что не люблю, когда меня считают дурой. Вы подозреваете, что за этой историей стоит Егоров? — Лев промолчал, а она сказала: — Уверяю вас: сделать подобную гадость Егоров может с удовольствием, но вот придумать ее — нет. Это за него сделал кто-то другой.
Лев не стал ей ничего на это отвечать, а еще раз поблагодарил за помощь и вышел, мысленно ворча: «Как будто я сам это уже не понял».
Чтобы не проводить много времени на вокзале, Лев доехал на троллейбусе до заранее примеченной им железнодорожной кассы и купил билет на ближайший поезд в Москву, чуть не забыв, что его-то конечной станцией будет Михайлов. Место его оказалось на верхней боковой полке возле туалета, что автоматически обеспечивало ему бессонную ночь, но зато давало время хорошенько проанализировать всю полученную информацию. Если бы Дубов с подачи неизвестных — ну, кроме Егорова, конечно, — пока Гурову «доброжелателей» не загнал его в угол, то Лев, находясь в Саратове официально, мог бы обратиться за помощью к местным коллегам, а теперь дополнительные сведения придется запрашивать из Москвы, а на это уйдет время.
Позвонив Степану и сообщив ему, в каком поезде и вагоне он едет, Гуров решил пообедать, потому что от чая с сушками уже не осталось даже воспоминаний. Найдя более-менее приличную на вид забегаловку, Гуров основательно поел и появился на вокзале как раз к окончанию посадки. Забравшись на полку, он устроился поудобнее и принялся размышлять.