А посмотреть было на что. Дубы здесь хоть и не вымахивали ввысь на зависть иным московским высоткам, и к тому же, отличались редкой кряжистостью. Вокруг каждого можно было смело совершать променад и человек, не следящий за физической формой, пожалуй, и не выдержал бы такой прогулки. Особенно если учесть необходимость перебираться через громадные, похожие на чешуйчатых питонов, корневища, глубоко утопленные в грунт. Тропа виляла между ними, а нижние ветви нависали вверху метрах в двадцати – в результате пространство дубравы, практически лишённое подлеска, напоминало готический собор, заставленный гротескно-толстыми колоннами. Между перепутавшимися корнями, в многолетнем слое палой листвы, нет-нет, да и проглядывали куски асфальтового покрытия и обломки бетона. Где-то здесь, прикинул Виктор, проходило Шоссе Энтузиастов.
- Эти дубы растут прямо из корневищ Отче-Дерева. – объяснял на ходу Гоша. – Вообще-то его корни раскинулись под всем Лесом, но здесь переплетения выходит на самую поверхность. Мы, лешаки, как поняли, в чём дело, решили это использовать.
- Это как? – удивилась Ева. Сама она, как и Виктор, не видела гигантского Отче-Дерева, возвышающегося на холме в Ховрино, знала о нём только из рассказов Бича со Студентом, да «партизан»-барахольщиков. И представление о его грандиозности, об ауре исконной мощи, распространяющейся оттуда на весь Лес, имела.
- Знаете, как к яблоне черенки прививают? – продолжал меж тем Гоша. – Мы поступили так же: расчистили самые мощные корни и привили к ним саженцы дубов. И что вы думаете: за два года вымахали, похлеще, чем в Петровской обители, у друидов! С тех пор так, постепенно, Терлецкое Урочище и обустраиваем. Всё здесь особое, исконное, подлинное.
- Да уж… - Виктор остановился, любуясь особо развесистым лесным гигантом. - Вашим дубам позавидует даже тот, пушкинский, с Лукоморья. Жаль, учёного кота нет.
- Почему же нет? - обиделся лешак. – А это, по твоему, кто, белочка?
Виктор глянул туда, куда указывал узловатый, словно высохший сучок, палец – и обмер. Из густой листвы на него недобро желтели глаза здоровенного баюна.
- Кхм… - он на всякий случай сделал шаг назад и едва не запнулся о корень. – И ведь не поспоришь… А песни петь он умеет?
В ответ громадный кот издал глухое то ли урчание, то ли рокот – надо признать, не лишённые некоторой мелодичности.
- Умеет, как видишь! Он вообще у нас умный. - похвастался Гоша. – Золотой цепи, правда, нет, ну да она тут и ни к чему. Вольные у нас все, что деревья, что звери.
- А сказки? – поинтересовался Ева, не отводившая от саблезубой рыси взгляда. Виктор заметил, что рука её шарила в воздухе ища и не находя шейку приклада. - Сказки-то как, говорит?
- А то, как же! – физиономия лешака со скрипом изобразила улыбку. - Только не всякий их сумеет услышать. Вы вот, к примеру – не сможете.
- А ты?
- Лешак я, или где?
Баюну, видимо, надоело созерцать двуногих, по недомыслию забредших в его владения. Он встал, зевнул, сверкнув здоровенными, в полтора пальца длиной, клыками, и бесшумно исчез в ветвях.
- Фу ты… - выдохнул Виктор. – Так и заикой сделаться недолго!
- Здесь, вообще-то, безопасно, ежели, конечно, не просто так явиться, а по приглашению, и без дурного умысла. – отозвался лешак. - Одно слово - парадиз. А дышится-то как, чуете?
И действительно – весь гигантский неф этого лесного собора был вместо ароматов воска и ладана да осторожных шагов служек, заполнен древесными стуками, шорохами, шорохами, запахами сухого мха, прелых грибов и терпким танинным духом. Солнечные лучи пробивались через непроницаемые с виду кроны, словно сквозь неровные витражные стёкла, и играли на коре, на космах лишайников, на утоптанном грунте тропы жёлтыми, изумрудными, золотыми зайчиками.
- И жёлуди, небось, лопатой гребёте? – попыталась подколоть лешака Ева. Тот глянул на неё – коротко, строго, укоризненно.
- Это ты брось. – насупился лешак. - Жёлуди – это ваше, людское, нам ни к чему. Ни один из тех, что появился здесь, в Урочище, его пределов отродясь не покидал, и впредь не покинет. Незачем это, баловство…
Словно в ответ на его тираду один из дубов вблизи тропы отозвался протяжным скрипом. Гоша с треском хлопнул себя по потрескавшемуся лбу.
- Вот же, замшелый пенёк! – посетовал он. – Тут, рядом, один ваш знакомец обретается – может, зайдём, проведаем?
- Знакомец? – удивился Виктор. – Кто?
- Я, кажется, знаю. – ответила вместо лешака Ева. – Что ж, веди, а то, и правда, не по-человечески. Кто его, страдальца, бедолагу, ещё тут навестит?
***
- Никогда такого не видела… - прошептала Ева. – Рассказы слышала, но, честно говоря, думала, что это всё байки. Про друидов, сами знаете, чего только не болтают…
- Ты нас с друидами-то не ровняй! – нахмурился лешак. – У них это вроде как кара, наказание. А здесь человек новую жизнь получает. Правда, непросто это, ну так и младенец в муках рождается…