Кричали, завлекая клиентов, продавцы лимонада и ягодного морса, пива, разнообразных пирожков, жареных колбасок и прочего фастфуда. Рядом выставлены были напоказ связки восковых свечей, бутыли с самогоном-грибовухой, сигареты, самодельные и привозные, коробки с табаком. Рядом прилавки ломились от разнообразного огнестрельного и холодного оружия и алкоголя полувековой выдержки (добыча «барахольщиков, с риском для жизни шарящих в развалинах по всему Лесу в поисках винных бутиков и ресторанных запасов элитной выпивки), россыпью лежали бумажные пакетики с «лесными» порошками и пахучими травками. Приторговывали и откровенной наркотой, хотя и «администрация» выставки (так называли здесь крепких парней в ярко-жёлтых жилетах поверх однотипного камуфляжа, вооружённых дробовиками и резиновыми дубинками) смотрела на подобную коммерцию без одобрения. На глазах Франы одного торговца дурью «администраторы», оттащили за кусты и там, судя по долетевшим оттуда звукам, отходили по рёбрам - на ВДНХ явно не привыкли утруждать себя протоколами и прочими формальностями полицейского делопроизводства.
Умар и итальянка долго бродили по выставке, успев и приобрести кое-какие мелочи ( здесь, как и на Университетском рынке, охотно принимали и жёлуди и «замкадную» валюту), полакомиться саговой в меду и орехах пахлавой, запив её вкуснейшим квасом, и поглазеть на выступления многочисленных уличных актёров и фокусников. Культурная жизнь – на свой, неповторимый манер, здесь процветала. На каждом скрещении аллей непременно сидел музыкант со своим инструментом, а то и целая группа; мелькали ярко накрашенные девицы в откровенных нарядах, не оставлявших сомнений в роде их занятий, ловкие ребята с профессионально бегающими глазами предлагали сыграть в напёрстки. Итальянке всё это живо напомнило Манхеттен, его сравнительно безопасный, «коммерческий» район. И неудивительно: люди, лишённые интернета, кино и телесериалов, неизменно возвращаются к проверенным веками зрелищам и развлечениям.
Когда стрелки на больших механических часах, украшающий один из фонарных столбов, показали девять вечера, по всей Центральной аллее стали вспыхивать огни. Возле самых богатых павильонов освещение было электрическим – ток, как пояснил Умар, давали генераторы, работающие на кустарном биодизеле. В прочих же местах обходились архаичными газовыми фонарями, соединённымитрубами с коптящими на задворках павильонов кустарными пиролизными печами.
«Обычно на выставке находится около трёх тысяч человек – объяснял спутнице Умар. – Самое густонаселённое место в Лесу, причём постоянных обитателей не больше полутысячи, а все прочие пришлые: барахольщики, челноки, охотники. Ну и замкадники, конечно, их тут каждый третий. Одно слово — базар!»
Возле одного из павильонов (если верить щитам со схемами, висящим здесь чуть ли на каждом углу, когда-то это было «Приборостроение»), вокруг низкого купола из ржавой металлической сетки скопилась немаленькая толпа. Из-за сетки несся гортанный рык и пронзительное шипение, издаваемые крупными, агрессивными тварями, пребывающими в крайней степени возбуждения. Собравшиеся в ответ разражались азартными воплями, размахивали руками и какими-то узкими бумажками. Умар и Франа переглянулись – и принялись протискиваться сквозь толпу к центру событий.
***
Площадка, вокруг которой столпились зеваки, имела шагов семь-восемь в поперечнике. По периметру её ограждала железная решётка, закреплённая на вбитых в землю арматуринах, а сверху импровизированную «арену прикрывал приплюснутый колпак из двойной сетки рабица на железных дугах. С противоположных сторон в ограждении зияли большие прямоугольные отверстия, и служители на глазах Франы подкатили к ним большие деревянные ящики на низеньких тележках. В одного ящика неслось шипение и рык, в другом что-то подозрительно скрипело, и издавало трели из сухих щелчков.
- Шипомордник. – шепнул спутнице Умар. – Точно говорю, их голос…
Итальянка кивнула – молодой человек успел немало порассказать ей о своей жизни на Добрынинском кордоне, в опасном соседстве с Чернолесом и его порождениями.
Служители умело пристыковали ящики к отверстиям и по сигналу распорядителя выдернули вверх передние стенки, устроенные на манер заслонок. Из первого ящика разъярённым комком выкатилась крупная кошка, отпрыгнула – не разворачиваясь, задом – к сетке и припала к земле. Франа узнала баюна – крупную саблезубую рысь, выходца из плейстоценовой эпохи Земли. Подобные кисы во множестве обитали в доисторических чащобах Малой Чересполосицы, раскинувшейся к юго-западу от ГЗ и Ломоносовского проспекта.
Из второго ящика выбралась довольно старая тварь – нечто среднее между ящерицей на длинных лапах, причём задняя пара, толчковая, была заметно крупнее и мощнее передних.
- Я же говорил – шипомордник! – снова заговорил Умар. - Наш, с кордона. Парни их ловят и продают челнокам, а те переправляют сюда, на ВДНХ для таких вот боёв. Отец такую охоту не одобряет, но особо и не препятствует – твари-то зловредные, их всяко истреблять надо, не так, так эдак…