Так что решено было избрать длинный путь, до Ростокина и дальше, до ВДНХ, по Ярославской караванной тропе. Попутчики нашлись почти сразу – выглядели Умар с Франой вполне прилично (по местным меркам, разумеется), предъявили документы, выправленные в ГЗ, с указанной целью поездки «научная командировка» и, к тому же, согласились защищать караван в случае нападения на тропе – крайне, впрочем, маловероятного, места здесь были спокойные, хоженые. Так что не прошло и часа, как они присоединились к обозу из восьми запряжённых лошадьми телег и вместе с ним направились в сторону ВДНХ. Рюкзаки они забросили на повозку, оставив при себе только оружие – и теперь шагали, и с любопытством озираясь по сторонам. Деревья по обеим сторонам Ярославки были далеко не самые высокие и кряжистые, тропа, пробитая в затянувшем бывшую транспортную магистраль кустарнике, расчищалась чуть ли не ежедневно. То и дело попадались пешие и верховые патрули с выставки, и можно непринуждённо болтать на ходу да расспрашивать многоопытных торговцев-караванщиков, не забивая голову притаившимися в чаще опасностями.
Заодно Умар ещё раз рассказал спутнице, что ВДНХ – одна из трёх «нейтральных» территорий, где Лес позволяет людям, в том числе и жить так, как они привыкли за его пределами. Здесь нет гротескно-огромной растительности, здесь отсутствуют вездесущие проволочный вьюн и пожарная лоза, не встретишь мутировавших тварей и зверья из далёкого прошлого Земли. Гости из Замкадья, подверженные в той или иной степени зловредному воздействию Лесной Аллергии, могут чувствовать себя тут вполне комфортно – те, разумеется, кто сумел сюда добраться. Но и тут Лес давал человекам некоторое послабление: подобно другому маршруту по Москве-реке от Речвокзала до Воробьёвых гор, Эл-А не слишком свирепствовала на Ярославской караванной тропе – не то, что в прочих районах Леса. И чужаки-«замкадники», страдавшие ею в лёгкой или даже средней форме, вполне могли выдержать недолгое путешествие – особенно, если воспользоваться кой-какими хитрыми лесными снадобьями.
Таких страдальцев в караване было трое – они сидели, нахохлившись на тюках, непрерывно чихали, ожесточённо тёрли слезящиеся глаза, и то и дело ссыпали на язык какие-то порошки из крошечных бумажных пакетиков и придушенно матерились, понося Лес с его заковыристыми недугами.
Караван оставил по правую руку некогда облицованные стеклом, а теперь сплошь оплетённые древолианами небоскрёбы жилого комплекса «Триколор», дополз до улицы Эйзенштейна, заросшей так, что углядеть её мог только опытный, хорошо изучивший здешние места караванщик. Отсюда уже была видна над купами невысоких (три-четыре этажа, было б о чём говорить!) лип верхушка «Рабочего и колхозницы» - мускулистые руки, сжимающие серп и молот, удивительным образом свободные от вездесущей ползучей флоты. За ними виднелась плоская, слегка изогнутая крыша большого павильона. Караван-баши, следующий впереди на пегом ослике, что-то гортанно каркнул, и лошади прибавили шагу. Путь близился к концу – за спиной мухинского статуя располагались главные, «караванные», ворота, ведущие на территорию ВДНХ.
Рюкзаки они взвалили на проволочную тележку из супермаркета – такие стояли тут повсюду и считались, как пояснил караванщик, общественной собственностью. Он же посоветовал Фране с Умаром убрать поглубже ножи и зачехлить карабины, а если чехлов нет – замотать затворы какими-нибудь тряпицами и обвязать поверх верёвкой. «Стволы тут не принято носить открыто» - пояснил он. На первый раз поставят на деньги, штраф то есть, назначат. А уж во второй – вытурят с выставки, и хорошо, если навсегда, а на какой-то срок…
Покончив с упаковкой «багажа», Умар перво-наперво пошёл к большому щиту со схемой ВДНХ. Щит, изрядно облезлый, ещё прежних времён, с тех пор многократно подновляли, заново прорисовывали контуры аллей и силуэты строений, снабжали написанными от руки комментариями и заметками – где, в каком из бывших выставочных павильонов следует искать то или иное заведение. Рядом стоял большой, сколоченный из фанеры и реек стенд – он сплошь обклеен объявлениями. От «ищу работу…» «куплю…» «продам…» «сниму…» рябило в глазах. Судя по густоте налепленных бумажек и их многообещающему тону (только у нас – лучшие снадобья во всём Лесу!»), местная коммерция цвела пышным цветом.