Дайана, как и все остальные, немедленно схватила фотокамеру и несколько раз сняла Зеленцова с контрактом в руках. Поразительно, как эти русские способны самые сенсационные события утопить в шелухе своей антикоммунистической (или коммунистической) фразеологии! За каких-нибудь двадцать минут они выдали уже три сенсации – подробности молебна по убитому царю, создание религиозных общин в деревне и этот контракт на легальное издание «Архипелага ГУЛАГ» в России, – но, чтобы выудить эту информацию, нужно постоянно быть начеку. Иначе они тут же перейдут к своей очередной пропаганде, которая никому из алабамских читателей не нужна.
Дайана вдруг поняла, что ее мучает, – ей срочно нужно выпить. Водку с тоником или хотя бы виски! Но уже ясно как Божий день, что тут волынка еще часа на два! Так неужели она будет сидеть еще два часа в этой духоте и запахах? «Come on, Diane, – сказала себе Дайана, – выпивки тут не дадут, that for sure!» Но нет в мире страны, где за американские доллары нельзя купить дринк! А у нее в сумочке двести долларов и под лифчиком еще восемьсот. Она сбегает куда-нибудь за угол, в ближайший бар или ресторан, дернет double vodka и вернется.
– Вы не подержите мой магнитофон пару минут? – тихо сказала Дайана японке. И, отдав Мичико маленький включенный «Панасоник», оставила на стуле свой блокнот и «Кэнон» и вышла из комнаты.
Оказалось, что на лестничной площадке уже стоят несколько русских курильщиков и Гораций Сэмсон.
– Куда вы? – спросил Гораций, увидев, что Дайана стала спускаться по лестнице.
– Сейчас вернусь… – ответила она через плечо. Внизу при выходе из парадного она почти лицом к лицу столкнулась с русским эмигрантом Вадимом Плоткиным.
– Хай, Дайана! – сказал он, распахивая парадную дверь с такой стремительностью, что едва не стукнул Дайану этой дверью. – Ольга там?
– Кто есть Ольга?
– Наш гид из «Интуриста».
– Она там, наверху.
– Thank you. – И Плоткин, громко хлопнув парадной дверью, бегом побежал наверх по лестнице.
Дайана вышла на улицу и огляделась. Вечерело, теплое солнце уже почти закатилось за многоквартирные жилые дома, которые стояли вдоль улицы разноростной шеренгой. Почему-то они напомнили Дайане шеренги военнопленных в германских концлагерях, которые всегда показывают по телевизору в фильмах о второй мировой войне. Это были серые дома с облупленной штукатуркой, кривыми балконами и большими швами из какой-то черно-асфальтовой мастики, которая скрепляла бетонные плиты. Мостовая на улице тоже была в ямах и выбоинах, но тротуар был чистым, без мусора. Однако ни слева, ни справа не было видно ни одной вывески бара, ресторана или магазина. Только на противоположной стороне улицы торчал какой-то старый зеленый «фиат» с двумя мужскими физиономиями внутри. Оба эти мужика воззрились на Дайану, и толстяк, сидевший на заднем сиденье, сказал что-то бородатому шоферу. КГБ, сразу догадалась Дайана и усмехнулась наивности Барри Вудстона. Полковник Лозински был прав: нелепо было брать возле гостиницы сразу шесть такси да еще везти с собой эту интуристскую гидшу!
Круто повернувшись, Дайана независимой походкой пошла по улице. Конечно, она могла спросить у тех русских курильщиков, которые стояли на лестничной площадке, где здесь можно выпить. И если бы среди них не было Горация Сэмсона, она бы так и сделала. Но спрашивать о выпивке при Горации? Нет, она не расистка, хотя и из Алабамы, но спрашивать о выпивке при Горации было дискомфортно, точка. К тому же он мог напроситься пойти с ней, а это уж и совсем ни к чему.
Черт возьми, до самого конца улицы не видно ни одной вывески! Конечно, этот русский эмигрант Вадим Плоткин тоже должен знать, где тут бар или ресторан, и она могла бы вернуться, спросить у него. Но вчера вечером в баре гостиницы он с такой иронией смотрел на ее шестой или седьмой дринк, что ну его к черту! И вообще, он так возбужден по поводу возвращения на родину! Поразительно, как меняются люди. В аэропорту Кеннеди и в Вене это был тихий и незаметный человек. Отвечая на ваши вопросы, он потел, стеснялся своего ужасного английского, разговаривал слабым голосом и боялся поднять глаза. Но стоило ему приблизиться к России, как уже в самолете он стал выкрикивать что-то якобы остроумное, а в Москве его с первой же минуты как подменили. Наглый, самоуверенный, с постоянной улыбкой всезнайства на лице! Интересно, что даже ростом он стал тут выше и походку перенял у Нормана Берна – плечи вразворот, грудь вперед, словно он Юл Бриннер. А они еще переживали за него в шереметьевском аэропорту, при проверке паспортов! Нет, к черту этого Плоткина!