Московский полет

Но во дворе желтого приземистого, типично арбатского старого дома я вдруг увидел не фарцовщиков, а… солдат. Их было с полсотни – они сидели на детской площадке, играли в домино и в шашки, кто-то спал прямо на земле, кто-то – на скамейке, а еще несколько – в тени грузовиков, крытых брезентом. Из кабины одного слышался хрип полевой рации и голос радиста: «Четвертый, я восьмой. У нас все тихо. Прием…» Возле грузовиков были горкой сложены пластиковые щиты и резиновые дубинки. А рядом, в соломенном кресле-качалке, сидел молодой веснушчатый лейтенант в расстегнутой гимнастерке. Держа в руке конец детской скакалки, он крутил ее вместе с семилетней девчонкой и считал другой девочке, пятилетней, которая прыгала через скакалку:

– Сорок два, сорок три, сорок четыре, сорок пять…

Тут он увидел Горация и меня, выругался сквозь зубы и остановил скакалку.

– Скажи ему, что я хочу взять интервью, – сказал мне Гораций.

– Здравствуйте, – сказал я лейтенанту по-русски. – Мистер Гораций Сэмсон – американский журналист. Он хочет взять у вас интервью.

– А вы кто? – спросил лейтенант.

– Я – корреспондент японского журнала «Токио ридерз дайджест».

Он посмотрел на меня с недоверием – я не был похож на японца и говорил по-русски без акцента.

– У вас есть документы? – спросил он.

Я порылся в карманах, вытащил свою бирку с надписью «Press Association» и визитную карточку гостиницы «Космос».

– Вот. А наши паспорта в гостинице «Космос»…

Он повертел в руках большую пластиковую бирку. Вряд ли он умел читать по-английски, но на бирке были нарисованы советский и американский флаги, скрещенные в знак дружбы. И это решило все дело – лейтенант подошел к кабине грузовика и сказал высунувшемуся радисту:

– Дай мне четвертого! Быстренько…

Два крохотных котенка – серый и рыжий – уютно спали на сиденье в черном берете радиста, рядом с коробкой полевой рации. Радист осторожно отодвинул котят, покрутил ручку рации, и я поразился советской технике – такие рации были еще во времена второй мировой войны. А то и первой…

Лейтенант взял трубку и сказал в нее:

– Товарищ майор, тут два иностранных журналиста – один черный, другой белый – хотят взять у меня интервью. Как прикажете действовать? Прием.

Он послушал ответ, сказал: «Слушаюсь!» – повернулся ко мне и кивнул на Горация:

– Ладно. Чего он хочет?

Я перевел Горацию, что лейтенант согласен дать интервью.

Гораций тут же вытащил из кармана диктофон. Лейтенант покосился на него, но промолчал.

– Как его звать? Это полицейские части? Что они здесь делают? – посыпал на меня вопросы Гораций, а со всех сторон нас стали окружать любопытные солдаты.

– Моя фамилия Васильев, – сказал лейтенант, и по тому, как кто-то из солдат хмыкнул у меня за спиной, я понял, что лейтенант соврал. Но не требовать же у него документы! Впрочем, дальнейшее было похоже на правду. – Мы войска спецназначения, – сказал лейтенант. – Мы боремся с рэкетирами и нарушителями общественного порядка.

– То есть они разгоняют демонстрации? – спросил Гораций.

– Мы делаем, что нам прикажут. – Лейтенант кивнул на рацию, хрипящую в кабине грузовика.

– А здесь будет демонстрация? – спросил я от себя.

– Этого мы не знаем. Нам приказали здесь дежурить, мы дежурим.

– А если им прикажут разогнать демонстрацию, они будут применять дубинки? – сказал мне по-английски Гораций. – Например, женщин будут бить?

Конечно, я-то не раз читал даже в советской прессе про эти отряды спецназначения, сформированные два года назад из солдат, прошедших войну в Афганистане. Судя даже по советской прессе, они отличаются особой жестокостью при разгоне демонстраций и митингов. Но я не ожидал такой осведомленности от Горация. Этот парень отлично подготовился к поездке в СССР.

Лейтенанта, конечно, разозлил наш вопрос.

– При чем тут женщины?! – сказал он. – Здесь, на Арбате, орудуют несколько банд рэкетиров. Они грабят художников, музыкантов и хозяев кооперативных кафе. А мы людей защищаем!

– У каждого художника, который сидит на Арбате, в кармане лежит спичечный коробок с деньгами. Чтобы сразу откупиться от рэкетиров, – сказал сбоку один из солдат.

– А иногда эти банды дерутся друг с другом, – добавил другой. – Вот вчера возле «Праги» зарезали одного солдата – «афганца»…

– «Афганцами» в России теперь называют русских солдат, которые воевали в Афганистане, – сказал я Горацию по-английски. Но дальше уже с трудом успевал переводить все, что наперебой говорили нам солдаты с разных сторон.

– А три дня назад убили «афганца»-журналиста. Он про мафию статью написал, а они его порешили!

– И как! Зверье! Череп проломили и лицо срезали! Вот, почитайте! – И один из солдат протянул мне свежую «Литературную газету», в которой я когда-то работал. Внизу газетной страницы были фамилии авторов статей, и я даже вздрогнул при виде одной из них – Марина Князева. «Господи, – подумал я, – тут все так близко мне! Марина! Да я же знал эту Марину двадцать лет назад, тогда она была совсем молоденькой журналисткой-практиканткой…»

Я быстро спросил у солдата:

– А кого убили? Как фамилия?

– Читайте, тут написано, – ответил он.