Московский полет

Наши хотели немедленно, среди ночи, звонить американскому послу Мэтлоку, у которого были только вчера утром. Роберт Макгроу громогласно возмущался тем, что у него отняли флягу с виски. А Мичико Катояма заклеивала мои, Горация и Питера синяки и ссадины какими-то крохотными японскими дезинфицирующими салфетками и пластырями, постоянно спрашивая: «Вы в порядке? Нужно вам что-нибудь?»

Приезд Тани Колягиной положил конец этому балагану. Оказалось, что эта маленькая, как скворец, женщина чрезвычайно популярна в СССР – при ее появлении все милиционеры встали, а лейтенант собственноручно пододвинул ей стул. Наши удивленно переглянулись.

– Кто она? – негромко спросил меня Сэм Лозински.

Я пожал плечами:

– Она советский экономист…

– Она наш народный сенатор, член парламента! – вдруг произнес лейтенант по-английски, выдавая знание этого языка.

– О-о! – тут же негромко воскликнул Норман Берн, наш адвокат из Флориды. – Осторожно, братцы! Он сечет по-английски!

И каждый прикусил язык, вспоминая, не наговорил ли он тут чего-нибудь, что не стоило говорить в присутствии офицера советской милиции.

В этой тишине Колягина подтвердила, что я – это я, Вадим Плоткин, гражданин США и член делегации американских журналистов.

– Ура! – закричали наши с такой радостью, словно добились освобождения по меньшей мере Щаранского.

А лейтенант вдруг вытащил из ящика своего стола газету, открыл ее и пододвинул Колягиной.

– Автограф не дадите, Татьяна Петровна? – сказал он просительно. – Я за вас голосовал, честное слово!

Я посмотрел на газетную страницу. Сверху через всю полосу был заголовок огромными буквами:

Татьяна КОЛЯГИНА: «ЗАГОВОР ПРОТИВ ПЕРЕСТРОЙКИ СУЩЕСТВУЕТ, ЕГО ЦЕЛЬ – СВЕРЖЕНИЕ ГОРБАЧЕВА». Потом шел подзаголовок: «ПЕРЕСТРОЙКУ СОБИРАЮТСЯ ЗАДУШИТЬ САБОТАЖЕМ. БЮРОКРАТИЯ И КОРРУМПИРОВАННАЯ МАФИЯ ОБЪЕДИНЯЮТСЯ ПРОТИВ НАРОДА. НЕРЕШИТЕЛЬНОСТЬ ПРАВИТЕЛЬСТВА МОЖЕТ СТОИТЬ НАМ ДЕМОКРАТИИ». Ниже был портрет Колягиной и большое, на половину газетной страницы, интервью с ней.

Наши, конечно, не поняли, что было сказано в заголовке, но тоже увидели портрет Колягиной в газете и сгрудились вокруг стола, спрашивая у меня:

– О чем эта статья?

Я перевел, и они зашумели:

– Можно ли взять у нее интервью? Сенатор Колягина, вы говорите по-английски? Сенатор Колягина, вот моя визитная карточка! Сенатор Колягина, вы можете дать нам интервью? Всего полчаса! Пожалуйста!!!

– Вадим, скажите им, что у меня дома осталась девятилетняя дочка, – попросила меня Татьяна. – Она там одна, а вы теперь поняли, что у нас в Москве творится? Я должна ехать домой. К сожалению.

Я перевел.

– А завтра утром? – спросил кто-то.

– Вы заняты все утро, – напомнил всем Барри Вудстон. – Это время покупок.

– Черт с ними, с покупками! – зашумели все. – В этой стране все равно нечего покупать! Если кто-то хочет идти за покупками – пусть идет! А мы хотим взять интервью у русской сенаторши!

– Хорошо, – сказала Колягина. – Я приеду к вам в гостиницу. В десять утра. Годится?

– Ура! – закричали все и даже захлопали в ладоши.

– Эти американцы действительно как дети! – сказала мне Колягина и повернулась к старшему лейтенанту. – Мы можем идти?

– Конечно, Татьяна Петровна! – сказал он.

– Спасибо! – Она пожала ему руку и повернулась ко всем: – Мы можем идти, господа. Вы свободны. – И, взяв под руку бледную Дайану Тростер, направилась к двери.

Мы стадом двинулись за ними.

– You know what you did, Vadim [Знаете, что вы сделали, Вадим]? – сказал мне наш вундеркинд-обозреватель Дэнис Лорм в гостиничном номере Барри Вудстона. В этот крохотный номер «Космоса» набилась в ту ночь вся наша делегация. Причем каждый притащил спиртное из своих дорожных запасов: кто – бутылку джина, кто – виски, кто – коньяк.

– Что? – спросил я у Дэниса, непроизвольно потирая японские пластыри, которыми Мичико залепила мне чуть не пол-лица. Поскольку этих пластырей хватило не только мне, но и Питеру и Горацию, можно было подумать, что эта миниатюрная Мичико собиралась в Россию, как на войну.

Держа стакан с лимонадом, Дэнис сказал мне:

– Понимаете, с вами мы все время влипаем в какие-то истории…

Все зашумели неодобрительно, поскольку это было не очень вежливо с его стороны. Но Дэнис повысил голос:

– Но с другой стороны – кем мы были всего пару дней назад? Просто группой людей, незнакомых друг с другом. Верно?

– Верно… – не очень уверенно подтвердили они, не зная, куда он клонит.

– Но вы, Вадим… – продолжал Дэнис. – Вы заставили нас беспокоиться о вас. Нет, действительно! Постоянно кто-нибудь спрашивает: «Вы видели Вадима? Где Вадим? Его не арестовали?» И знаете, что случилось в результате? Клянусь Богом, вы объединили нас в один взвод!

– За вас, Вадим! – обрадованные таким элегантным поворотом, зашумели все и потянули ко мне стаканы. – Он абсолютно прав! Вы объединили нас!

Я покраснел от смущения. А Барри Вудстон уже прикалывал мне на пиджак новую бирку INTERNATIONAL PRESS ASSOCIATION. Мичико тянула ко мне свой бокал с минеральной водой.

– Но пожалуйста, Вадим! – вдруг громко сказал Питер, держа лед у разбитой и распухшей губы. – Не надо больше проблем! Умоляю тебя!