Московский процесс (Часть 1)

— Напротив, надо, чтобы на Западе больше знали советскую пропаганду, утверждали некоторые, — она разоблачает режим лучше всех нас.

Увы, это было бы так лишь в нормальном, нравственно здоровом мире, в котором каждое очередное изобретение агитпропа или главного управления «А» КГБ действительно должно было бы вызывать дружный хохот публики, насмешки прессы и возмущение политиков. Нам же приходилось жить в мире реальном, где большинство людей хотело верить советскому режиму — в силу ли идеологических симпатий, страха перед ядерной катастрофой, веры в «стабильность», в «прагматический подход», в Божий промысел, и черт знает еще что. Трагедия состояла в том, что западный человек в наше время мало уже чем отличался от советского: живя в постоянном страхе, он предпочитал не знать, чтобы легче было верить. Феномен «трех счастливых мартышек», которые зла не видят, не слышат и оттого о нем не говорят, был на Западе еще разительнее, чем в советском мире: по крайней мере, в последнем существовали реальные причины для страха. Здесь же и страх был воображаемым, нагнетенным все той же советской пропагандой, а верить в него было просто удобней, успокоительней для совести обывателя, поскольку он получал прекрасное — и даже как бы благородное — оправдание своей природной трусости.

Прибавьте сюда и тот факт, что большая часть интеллигенции, страдая «детской болезнью левизны», просто симпатизировала идеям социализма. Для них самым страшным врагом человечества было собственное правительство, а советские вожди — хоть и немного заблудшими, но все же «прогрессивными» деятелями.

Так или иначе, а советская пропаганда и дезинформация были на Западе гораздо эффективнее, чем в СССР. Достаточно вспомнить, например, многомиллионное «движение за мир», словно по волшебству возникшее в начале 80-х, или восторги прессы по поводу прихода к власти «скрытого либерала» Андропова в 83-м (не говоря уж о всеобщей вакханалии счастья в связи с появлением Горбачева и его «перестройки»), чтобы в этом убедиться. Человек и вообще-то, по самой своей природе, склонен селективно воспринимать только ту информацию, которую он ожидает или очень хочет получить, тем более усиливается это свойство под влиянием эмоций, желаний и верований. Лучший тому пример — история с чернобыльской катастрофой, которая никак не отразилась на восторгах по поводу Горбачева, пытавшегося ее скрыть в ущерб здоровью миллионов людей, никак не поколебала светлой веры в социализм, но была воспринята лишь как доказательство опасности любых атомных электростанций, где бы, кто бы и как бы их ни строил. Чудесным образом весь общественный гнев обратился не на тех, кто был повинен во лжи и безразличии к жизни людей, а на тех, кто ни в чем повинен не был.

А уж поверить в любую гадость по поводу «диссидентов» был готов почти каждый: при всем внешнем восхищении нашим «мужеством» западная элита нас люто ненавидела. Само наше существование было угрозой иллюзиям одних и упреком глубоко забаррикадировавшейся совести других. Даже их восхищение бывало омерзительно, оно как бы подчеркивало, что наша деятельность, наша позиция предполагают наличие каких-то сверхчеловеческих качеств и потому неприемлемы для людей «нормальных».

Казалось бы, появление нашего движения в СССР было самой лучшей, самой оптимистической новостью послехрущевского времени, в перспективе предполагавшей возможность мирного избавления от советской угрозы. Казалось бы, даже самая мизерная надежда на такой исход должна была заставить Запад пересмотреть всю свою стратегию и сконцентрироваться на его достижении. Куда там! Мы были объявлены — сперва с восхищением, а потом со злобой — «исключением» из общего правила, не имеющим никакого значения для западной политики, кроме разве что лишней головной боли. И, как ни была тупа, абсурдна, подла советская кампания по нашей «компрометации», ни смеха, ни возмущения она обычно не вызывала. Напротив, она послужила Западу хорошим предлогом для сворачивания кампании в защиту прав человека в СССР в самый решающий момент. В марте 1977 года Андропов докладывал в ЦК:

«Комитет госбезопасности докладывает, что опубликованные с санкции ЦК КПСС в газете “Известия” материалы, разоблачающие враждебно-подстрекательскую деятельность спецслужб США среди “диссидентов” в СССР, сыграли определенную роль в дискредитации ведущейся в США антисоветской кампании о “правах человека”».