Московский Ришелье. Федор Никитич

Тем временем дом наполнился соблазнительным запахом блинцов на топлёном масле, расстегая с сомом и травяными приправами и ароматом колбасы, запечённой в луке. Для любителя поесть эти запахи были приятным искушением. Фёдор, ещё минуту назад собиравшийся уехать, теперь сидел с хозяйкой, отвечая на её вопросы.

   — Эко оружие у тебя... Не видывала такого.

Хозяйка потрогала серебряную фигурную рукоятку оружия, погладила пальцами дорогие каменья, которыми она была отделана.

   — Где добыл такое-то?

   — В оружейной лавке.

   — И сколько денег отдал?

   — Много... — улыбнулся Фёдор.

   — А в сумке у тебя что?

   — Пороховница.

   — Покажь и пороховницу.

«Ну ты, матушка, и дотошная», — подумал Фёдор, но пороховницу показал. Она была из блестящего перламутра в оправе. На дне пороховницы имелось углубление, напоминающее раковину.

Когда было подано угощение, разговорчивая хозяйка сникла. Она была охотница покушать.

Вилок в те времена не было. Ели руками. Фёдор то и дело вытирал руки вышитым полотенцем, удивляясь, как хозяйка обходится без него. Убранство столовой было неприхотливым — по старине. Добро да богатство напоказ не выставляли, опасаясь нашествия гостей незваных. Минуло иго татарское, но оставались набеги крымского хана, столь же внезапные, сколь и опустошительные. Оттого и не обзаводились дорогой утварью, а какая была прятали подалее.

Но для дорогого гостя хозяйка велела накрыть стол камчатой скатертью и поставить мальвазию, а к ней два серебряных кубка — гостю и себе. А ещё чаши с мёдом. Одно не понравилось Фёдору: хозяйка вела разговоры всё больше о пеньке да тёсе и, провожая гостя, не удержалась, дала наказ:

   — Ты батюшке-то своему скажи: больно дёшевы и пенька, и тёс. И дёгтю ныне много накачали. Чем в Москве втридорога платить, купили бы у нас за полцены.

Фёдор обещал, но поспешил встать из-за стола, торопясь отделаться от старухи, которая становилась не в меру назойливой.

Вернувшись домой, он дал волю своим чувствам.

   — Что хмуришься? — спросил Никита Романович, взглянув на вошедшего сына. — Али подарок мой не по нраву хозяину?

   — Иван Васильевич в отъезде. Сама взяла подарок, хвалила.

   — Что же ты не весел? Али худо приняла? Али хоромы у Шестовых тебе не понравились?

   — Грех сказать так. Хозяйка была добра со мной. И хоромы у них важные. Да что с того? Мне в них не жить...

Никита Романович внимательно посмотрел на сына.

   — Не зарекайся, Фёдор. Скажи лучше, чем тебе Марья Шестова не по нраву пришлась?

   — Не по нраву — и всё...

   — Пошто не захотел невесту повидать?

   — Разговору о том не было. Да я видел её в окошке.

   — А она тебя видела?

   — Ну! Глазами так и ест... Волчица. И сколько смотрела — ни разу не усмехнулась. Глаза строгие, не девка, а матка...

   — А ты, сын мой, ещё мало жил на свете. Строгие глаза — не гроза.

   — Всё одно — жениться на девке Шестовых я не буду!

Никита Романович ничего не ответил, сказав себе самому: «Дай тесту перебродить на своих дрожжах!»

ГЛАВА 25 «ПОСЕЛИ В ДОМЕ ТВОЁМ ЧУЖОГО...»

Последнее время Фёдор вновь сошёлся с царевичем Иваном, подтверждая тем заведомую истину, что люди, живущие в единомыслии и подвластные одним интересам и одним бедам, не могут надолго поссориться. Фёдор первый не выдержал одиночества. У царевича была Елена и многие обязательства, налагаемые на него государем. А Фёдор, утратив дружбу царевича, лишился духовного очага и важных для него связей. Но царевич и сам скучал по Фёдору, и, хотя прошлое как будто мешало полному доверию между ними, когда стало известно, что Елена ждёт ребёнка, Фёдор первый понял, что все серьёзные недоразумения между ним и царевичем остались позади.

Отныне их разлучали лишь частые поездки царевича по поручению родителя — то в Польшу, то в Швецию. Положение русского государства в войне с этими державами было тяжёлым. Поляки упорно осаждали Псков, но облачённые в доспехи иноки Псково-Печорского монастыря мешали осуществлению их планов. Король Стефан Баторий безуспешно посылал льстивые грамоты защитникам крепости. Безуспешными были и вражеские подкопы под крепостную стену. Поляки не понимали, отчего, делая подкопы, воины не могли идти дальше: не иначе как это место — свято.

Сознание святости монастыря сковывало действия поляков.

Между тем шведы наносили один удар за другим по нашему войску и в короткое время взяли города Лоде, Нарву, перерезав пути торговли русских с Западом через Балтийское море. Военные действия были перенесены на русские земли. Шведы взяли Ивангород, Копорье, вторглись в новгородскую землю.