Московский выбор. Альтернативная история Второй мировой войны

Через два дня в дело вступит группа армий «Центр». Два других танковых корпуса 3-й танковой группы Гота нанесут удар на северо-восток, в район Ржева. Оттуда один корпус продолжит движение на север, чтобы встретиться с Манштейном, и таким образом окружить несколько советских армий в Осташковском котле. Второй корпус повернет по Волоколамскому шоссе на Москву, как только позволят условия. 2-я танковая группа Гудериана не будет наступать по оси Брянск — Калуга, как предполагалось изначально, но вместо этого с помощью 4-й армии будет выдавливать мощную советскую группировку в районе Ельни и далее наступать вдоль Вяземского и Волоколамского шоссе на Москву. За этими танковыми кулаками будут идти 4-я, 9-я и 16-я армии (последнюю одолжили у группы армий «Север»), чья задача будет заключаться в сортировке пленных и установлении полного контроля над территорией. 14 августа Гальдер разослал боевые распоряжения.

У солдат группы армий «Центр» это удивления не вызвало, поскольку они, в отличие от фюрера, никогда не задумывались о наступлении в иных направлениях. На дорогах уже появились указатели «Москва — 240 километров». Боевой дух подразделений был высок, потому что конец войны был близок. Лозунг «В Москву до снегопада — домой к Рождеству!» был весьма популярен. Лишь немногие понимали, что одно необязательно предполагает другое.

II

3 июля, через 12 дней после начала блицкрига, Сталин обратился к советскому народу. «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!» — так начал он речь. Беспрецедентная доверительность обращения советского лидера сильнее всего подчеркивала ту отчаянную ситуацию, в которой оказался СССР. Эти слова возвещали о приходе новой реальности. Реальности, в которой были оккупированные территории, в которой необходимо было формировать народное ополчение и партизанские отряды, в которой земля должна гореть под ногами захватчиков. Реальности всеобщей войны.

Проходил июль, а враг все продолжал наступать. По всему восьмисотмильному фронту, от Балтики до Черноморья, Красная Армия погибала, отступала или брела долгими ломаными колоннами на запад, в немецкие лагеря для военнопленных. Названия городов, упоминаемые в сводках Совинформбюро, постоянно смещались на восток, а за ними следовали сообщения о зверствах, чинимых фашистами на оккупированных территориях.

Но к концу этого страшного месяца непрерывное продвижение, казалось, прекратилось по крайней мере на какой-то момент. В районе Смоленска войска стояли насмерть и жители столицы, в двухстах милях восточнее, нервно и с облегчением вздохнули.

Условия в столице были трудными, но пока еще не суровыми. В середине июня было введено нормирование продуктов, и основные вещи типа продуктов или сигарет стало доставать все труднее, особенно для тех, кто не принадлежал к льготникам. Но рестораны и театры продолжали функционировать, в театрах полным ходом ставились постоянно публиковавшиеся патриотические пьесы и спектакли. Грозная система ПВО Москвы поумерила пыл пилотов люфтваффе, немецких ВВС, совершавших ночные налеты на город, и городу пока что был причинен незначительный ущерб. По ночам многие спали в новом московском метро, а по небу скользили лучи прожекторов и спокойно висели аэростаты.

В Кремле слишком хорошо представляли себе положение дел, чтобы предаваться оптимизму. Ставка Верховного главнокомандования, собиравшаяся в старых залах Кремля, раз за разом получала плохие новости, которых становилось все больше и больше. Красная Армия была захвачена врасплох, у немцев повсеместно было тактическое преимущество, в военном отношении вермахт превосходил Красную Армию и постоянно разбивал ее части. Постоянно получая предупреждения от англичан, от своих собственных командиров, от агентов по всему миру, советское руководство тем не менее в упор не замечало угрозы и, естественно, добилось впечатляющих результатов. ВВС были уничтожены в первые часы, не успев взлететь, целые армии, подобно неповоротливым мамонтам, окружались и методично истреблялись немецкими виртуозами танкового искусства. Когда представлялась возможность атаковать, части Красной Армии устремлялись вперед подобно легкой бригаде прямо на пушки и пулеметы немцев.[8] Бестолковые в обороне, в наступлении же храбрые до безрассудства передовые подразделения Красной Армии стремительно таяли.

Кто был виноват в этой катастрофе? Уж, конечно, не рядовой красноармеец. Хотя у него не хватало того опыта и тактических навыков, которые были у противника, и вооружен он был менее современным оружием, но он сражался и продолжал сражаться с такой яростной храбростью, что немцев это начало повергать в уныние. Равно, как не виноват был фронтовой офицер. Как и его коллеги из Польши или Франции, он не мог себе представить, что внезапно на него обрушится вся мощь танковой войны.