Московский завет

- Возможно, возможно, милостивый Модест Аполлонович, - сказал Брокер как можно ласковей, опасаясь, что смотрителя хватит удар. - Не просто так, разумеется. Перед выходом на свободу каждый из арестантов должен причаститься, поцеловать крест и, скажем, скрепляя клятву, подписаться под ней кровью.

- Ка-ку-ю клят-ву… - с трудом процедил тюремный смотритель.

- Что он не покинет Москвы, пока в ней будут французы, - ответил Брокер улыбаясь. - И каждый день, и каждую ночь, словно неутомимый прилив и отлив, станет неустанно поджигать в ней все, что можно предать огню.

- Но здесь сидят одни убийцы да тати… как можно поверить их клятвам и выпустить?

- Пообещайте им полное прощение грехов и невинность перед законом. Да, вот еще, - Брокер хитро подмигнул. - После изгнания врага за свой усердный труд каждый получит по сто рублей серебром. По мне так очень заманчивое предложение!

- А кто не согласится, с ним-то что делать? Вдруг такие откроются?

- Повесьте мерзавцев. И каждому втолкуйте крепко-накрепко, что подобная участь ожидает каждого, кто замыслит обмануть власти!

Полицмейстер поднялся с кровати и, благословляя, напутственно сказал Модесту Аполлоновичу:

- Сто лет назад Ньютоном был открыт еще один закон. Разумеется, он держался в тайне от непосвященных. Потому что он касается последних времен и явления миру Зверя. Сей враг будет побежден не силою оружия, но истреблен живым огнем. Для этого всему, что есть на земле и что может находиться на небе, надлежит исчезнуть в море огня. Вот и мы антихриста Наполеона поджарим на святых московских дровишках. Спалим, как отцы инквизиторы средневековую ведьму. А затем его пепел, как прах Гришки Отрепьева, пустим по ветру!

Глава 6. Сумерки богов

Утро выдалось по-летнему солнечным и жарким, напоминающим южный июльский полдень, но никак не бабье лето средней полосы. Наполеон посмотрел на солнце: его свет был мягким, и даже слегка приглушенным, не похожим на неистовое светило его Корсики. Там сейчас идет сбор винограда, и тысячи босых ног уже давят зрелые гроздья. И струятся, пенятся, текут красные реки, до краев наполняя бочки, выплескиваются на землю, отчего она становится красной, как при Бородине…

Несмотря на удивительный утренний покой, на подходящей к Троекурову широкой грунтовой дороге, сами собой то и дело появлялись большие пыльные тучи. Продвигаясь до ведомой только им границы, они вытягивались в серые столбы, затем прижимались к земле и, извиваясь своими фантомными телами, ползли к Москве.

- Русские это явление называют смерчем, - сказал живший долгое время в России секретарь-переводчик Лелорон д’Идевиль. – К этому обыденному природному явлению, связанному с жарой и засухой, они относятся весьма суеверно.

Секретарь небрежно показал рукой на темневший лес и пояснил:

- Не только поля пересохли, но и деревья стоят как хворост. Впрочем, для смерча рановато. Здесь они бывают ближе к вечеру.

Слушая вкрадчивый, убаюкивающий голос д’Идевиля, Наполеон вспомнил песчаный кошмар, который довелось пережить в египетском походе.

Все началось с внезапных порывов обжигающего ветра, налетевшего с юго-запада. Затем участилось сердцебиение, а воздух моментально становился раскаленным. Через две-три минуты на небе появились тучи, как будто дождевые, но они были не черными, а грязно-бурыми, цвета высохшей крови.

«Dust devil!» - В ужасе кричали пленные англичане, заматывая лица оказавшимися под рукой тряпками.

Тогда Наполеон не мог предположить, что этот египетский «танцующий дьявол» заберет жизни у тысяч его солдат.

Земля уходила из-под ног, а легкие разрывались от жгучих песчаных игл. Тренированное, закаленное в походах тело становилось немощным и обмякшим, а боевой дух сменялся малодушной паникой…

Растерявшихся, ослепших французов безжалостно резали возникающие из песчаных потоков мамелюки. Словно охотясь на дичь, они убивали расчетливо и методично, и нетронутыми исчезали в песчаной мгле.

- Само обозначение природного феномена «смерч» русские ошибочно выводят из слова «сумрак», поскольку часто он как бы выходит из грозовых облаков или является его предвозвестником, - продолжал секретарь, не обращая внимания на размышления Наполеона. – Кстати, народное суеверие считает смерчи хвостами чертей, которыми те мутят белый свет и вредят христианам.

- Прямо, как нас, - на лице императора появилась усмешка. – Говорят, что эти варвары даже в своем отражении в зеркале видят нечистую силу. Не правда ли, господин д’Идевиль?

- Точно так, мой император, - кивнул секретарь, - но только в особые праздники. Они называют их «Святки». В эти дни им не только везде черти мерещатся, но они сами добровольно рядятся чертями и в таком виде красуются друг перед дружкой. Тому, кто явит себя наиболее отвратительным и мерзким чертом достается лучшая выпивка и еда, а нередко его вознаграждают женщины любовью, а начальство деньгами.