Московское боярство

– Э-э-э, – замялся было Федя-младший.

– По существу. Отставить мямлить! – чуть прикрикнул я на него.

– Пополнение! – чётко отрапортовал суворовец.

– Ну что. Значит, будем принимать пополнение. Там в сумах на конях подарки, это вам всем, – хорошо, что супруга позаботилась, а то бы я стрёмно выглядел с пустыми руками, – разбирайте.

– А книжки новые есть? – раздался голос из короткого строя.

– Есть парочка. Ладно, официальную часть считаю законченной. Ещё раз благодарю за службу! Теперь Феди, оба, со мной в консульство, остальные – разойдись!

Мы направились в отдельное помещение. Его построила полтора года назад наша агитационна бригада, в то время мы как раз решали вопрос с дедом-маразматиком. Я пару раз назвал его «консульством» в разговоре, мол, не посольское здание, но тоже – представительство. Ну и прижилось такое именование со временем. В этом помещении барахло, дань, для нас собирали. Ну и представители Москвы на ночлег в этой же избе устраивались, чтобы не стеснять местных.

– Ну, рассказывайте, Федоры оба-два, как вы до жизни такой докатились, – я пригласил мужика и его сына за стол.

Начал Федя старший, потом его перебил младший, потом – опять отец вуступил, чуть не подрались тут при мне, пришлось прикрикнуть и задавать наводящие вопросы. Так дело пошло веселее. Во время рассказа я краем глаза осматривал «консульство». Н-да, сильный след Москва оставила в этих местах, очень сильный… Ну, обо всем по порядку.

История стара как мир. Есть новое поколение и старое. Дети всегда, во все времена рано или поздно «бунтуют». Ну там спорят с отцами, огрызаются, пытаются выйти из подчинения. Процесс естественный, гормоны и прочее. В моё время молодёжь, в зависимости от возраста, сбивается в кучки во дворах под алкоголь и гитару. Те, что помладше, делают всякие «нычки», «халабуды», выдумывают свои тайны и секреты. Обычное дело, сам таким был. Получается, что у детей и родителей в какой-то момент образуется две жизни – одна обычная, где они ходят в школу и помогают по дому, и вторая, вроде как «тайная». Мелкие секреты, которые они не разглашают взрослым, какие-то встречи, без посвящения в них родителей, появляются свои общества и группки. Дети пытаются быть взрослыми. Хотят, чтобы им поручали серьёзные дела, относились как к мужикам и девушкам, доверяли их суждениям и их решениям. Плевать, что мозгов ни на что не хватает, что знаний, опыта житейского мало, что зачастую все их проблемы – это поход по родительским «граблям», от которых те так пытались их оградить.

И если детей в таком возрасте собрать в кучку, они начнут выстраивать свою иерархию, свои взаимоотношения, выделять своих авторитетов. А коли их ещё и поместить в таком вот «бунтарском» возрасте в некую замкнутую среду, с более низким контролем взрослых, то расцветёт это буйным цветом. Причём это на всю жизнь останется в памяти у этих детей, как то время, когда впервые в жизни что-то решали сами. В моё время, таким были, например, поездки в пионерлагеря, на олимпиады и соревнования, на творческие конкурсы. Папы и мамы рядом нет, один преподаватель или тренер на десять человек. Вместо одного старшего или младшего брата или сестры – десяток сверстников. Именно в таких местах закладывается дружба на всю жизнь, как живая память о тех временах, когда дети перестают быть детьми и начинают «играть» во взрослую жизнь. У нас этот возраст – лет двеннадцать-четырнадцать, тут – меньше, взрослеют рано. И вот теперь представьте…

Изъяли мы два десятка детей. Выдернули из жизни размеренной, привычной, традиционной. Родовые и племенные неписаные законы, природа вокруг – только это определят статус человека любого возраста. В шесть-восемь лет помогают детки по хозяйству чуть, потом больше, затем, годам к пятнадцати-шестнадцати, считаются взрослыми. Но условно совершеннолетними – старший рода держит своих подопечных в ежовых рукавицах, начальствует над всем, организовывает браки, определяет род занятий. Даже своя семья не является залогом самостоятельности – родоплеменные и природные законы не дадут. Один мужик, даже сильно подкованный и обеспеченный местными инструментами, не поставит, например, дом. Или кузницу. Не поднимет поле после выжигания леса, да и правильно подпалить его не сможет. Нет, попадались уникумы, не без того, но они лишь подтверждали правило. Поэтому жизнь этих пацанов, в Заболотном мы забрали только мальчиков, была в принципе расписана чуть не до самой смерти, ну с небольшими вариациями, вроде ухода в дружину какого-нибудь князя. Из вот из этой, просматриваемой лет на пятьдесят вперёд, жизни мы забрали их в Москву.