Московское воскресенье

А солнце льет и льет золотые потоки, лучи стелются под колеса самолетов и вырывают на камуфлированных машинах то свежую заплату, то надпись на фюзеляже:

«Мстим за боевых подруг Галину Руденко и Ольгу Климову».

Самолеты рулят на старую стоянку. Вот она, знакомая улица, такая широкая, что некоторое время служила им взлетной полосой. По сторонам ее стояли фруктовые сады. Яблоня переплеталась с яблоней, а под их шатрами прятались самолеты. Тут же рядом стояла хатка, прямо из открытого окна Катя бросала в кабину планшет и шлем. Бывало, доедая вареники, которыми угощала ее хозяйка, она следила из окна, как готовили самолет. Техники развязывали ветви яблонь — и самолет рулил на старт, то есть на улицу.

Но сейчас неузнаваема станица. Нет садов, вдоль улиц торчат развалины обгорелых хат. Кучи мусора, щебень и кирпич, повсюду изрытая, опаленная боями земля.

Хата, в которой Катя и Даша когда-то жили, стояла без крыши и без крыльца. Из окна не показалось знакомое лицо казачки Панченко, ее певучий голос не окликнул их.

Молча оглядели девушки разрушенный дом, обгорелый подоконник, груду пустых гильз — отсюда фашисты вели стрельбу. Слева, на белой стене, полосы крови. Видно, как человек стоял во весь рост, прислонившись к стене, так и убит был выстрелом в голову. Тут же, на стене, чьей-то торопливой рукой написано:

«Смерть гадам!»

Девушки остановились у окна. Мимо, к соседнему дому, рулил самолет. На крыльцо выбежала женщина, всплеснула руками:

— Милые мои, вернулись!

Сбежав с крыльца, она обняла выпрыгнувшую из кабины Наташу.

Повсюду слышались веселые и грустные восклицания, из полуразрушенных хат выбегали казачки и обнимали девушек.

Катя подошла к своему самолету, расстелила под крылом шинель и легла, стараясь не думать ни о чем. Почему не встретила их веселая казачка? Жива ли она? Нашла ли своего мужа?

По двору, громыхая ведрами, пробежала Женя:

— Катя! Ты почему лежишь? А где ваша хозяйка? Почему она печь не топит, стол не накрывает?

— Нету нашей хозяйки, — тихо ответила Катя.

Из другого дома, также с ведрами, бежала к колодцу Марина Черненко. На ней поверх брюк был повязан фартук, на голове торчали рожки пестрой косынки. Ну чем не казачка? Она с грохотом поставила ведра возле Кати, низко поклонилась, нараспев сказала:

— Хозяйка гостиницы «Мечта пилота» просит забронировать номера. Сейчас пол вымою — буду пускать желающих. Для вас оставлю «люкс»: две комнаты, ванна, балкон, вид на поле боя.

— А я сейчас самовар поставлю, — сказала Женя и побежала к колодцу.

Катя вздохнула. Горе мешало ей радоваться. Слишком тяжело видеть эти следы войны. Но слезами горю не поможешь. Надо мстить врагу и не слабеть от горя, а бить без промаху.

Она поднялась и пошла к колодцу. Марина, изогнувшись над срубом, ведром на короткой веревке старалась зачерпнуть как можно больше воды.

— Полное! — обрадовалась она, поставив ведро на край сруба. — Что значит ловкость! А хозяйка уверяла, что мне не достать воды. — Черные глаза ее сверкнули на солнце, как золотые. Но тут она увидела Катю и насторожилась: — Что у вас стряслось?

— Ничего, дай напиться.

Марина заглянула в ее печальные глаза и не стала расспрашивать. Выплеснув ладонью щепки, она нагнула ведро.

Из хаты выбежала пожилая казачка, спотыкаясь о пни вырубленных деревьев, заторопилась к колодцу:

— Отдай ведро, нельзя гостье мыть пол. Я и стол в сад вынесла и скатертью накрыла. Прошу к столу, милые мои. Дай ведро, сама донесу, а вы отдыхайте. В воздухе и под землей, думается мне, самая трудная работа. Я вам и постельки приготовила, свежей соломки постелила.

— Приглашайте Катю, — сказала Марина и, подхватив ведра, побежала к хате, плеская воду на сапоги.

— Идите, дочки, чем богаты, тем и рады, — заговорила казачка, обняв Катю.

Проходя мимо опустевшей хаты, Катя спросила:

— А где Анна? Ушла ли она к мужу?

Казачка испуганно покосилась на обгорелое окно, тихо ответила:

— Немцы приказали ей уходить, а она встала вон у той стены и сказала: «Вы уходите из моего дома». Ну, как стояла во весь рост, так и застрелили ее. А дня через три, когда наши шли в наступление, забежал Николай…

Катя молча прошла мимо окна, мимо груды хвороста, оставшегося от сада, подошла к столу, накрытому белой скатертью, и села на скамейку. И вдруг вспомнила ночь, когда она кружилась над этой станицей, отыскивая фашистский штаб. Проверив все ориентиры, она нашла здание штаба и сбросила на него бомбы. Марина оторвала ее от горького раздумья:

— Катя, подавай по конвейеру.

И на стол поплыли миски с кукурузной кашей.

— Катя, не зевай, — кричали девушки, — ешь, пока горячая, больше есть нечего, все фрицы подобрали!

На шум к столу сбегались летчицы и штурманы, разместившиеся в соседних хатах.

Перепрыгивая через груды хвороста, подошла Надя с букетом цветов. Цветы были в кармане гимнастерки, в волосах.

— Складчина? Примите и мой пай. — Она положила букет на стол. Девушки потянулись к нему и растащили по цветку.

Опершись на плечи Марины, Надя заглянула в миску: