Москва

Комарова на рынке ещё не было, поэтому Бодунову пока пришлось немного побродить и потолкаться среди многочисленных торговцев и не менее многочисленных покупателей. Вообще, жизнь на рынке кипела. НЭП внёс свои коррективы, дышать людям стало значительно легче. Сразу появилось то, что можно продать, и то, на что можно купить.

С непривычки у городского жителя голова шла кругом: каких только лошадей тут не продавали… не удивлюсь, если при желании можно было сыскать себе не просто коня, а какого-нибудь редкого скакуна-алхетинца.

Невольно вспомнился старый советский детектив «По следам Карабаира». Жаль, что его стали забывать уже в моё время.

– Объект на месте, – сообщил вынырнувший откуда-то сбоку Бахматов, загримированный под пьянчугу.

Называть Комарова «объектом» предложил я. Не хватало ещё, чтобы кто-то случайно услышал, как мы упоминаем фамилию злодея. Чем меньше ненужного шума вокруг персоны убийцы, тем лучше для операции по его поимке.

Я изображал праздношатающегося гуляку, бродившего по рынку с открытым ртом, засунув руки в карманы брюк.

Мне безумно хотелось поглядеть хотя бы одним глазком на первого официального убийцу-маньяка в СССР, но смотреть в его сторону категорически запрещалось. Такие люди зачастую обладают повышенной чувствительностью. Поймут, что за ними наблюдают, – пиши пропало.

Когда я только затронул в разговоре с ребятами из МУРа этот вопрос, выяснилось, что стать «изобретателем велосипеда» мне, увы, не суждено. Азбуку слежки знали уже давно, ещё с царских времён, и широко применяли на практике.

Кроме нас с Бахматовым и Бодуновым, здесь было ещё несколько переодетых сотрудников угрозыска. Кроме того, ещё трое агентов находились неподалёку от жилища маньяка на случай, если тот вдруг уйдёт от нас.

Обычно Комаров всегда занимал одно и то же место, среди таких же, как он, извозчиков, что приехали на рынок в свободное время за шабашкой.

И как обычно, он не обращал внимания на потенциальных клиентов, без всякой ревности сплавляя их к другим «водителям кобылы».

И сегодня он не изменил своим привычкам.

Такое постоянство не могло не радовать.

Я подобрался как можно ближе к Комарову, стал к нему боком, делая вид, что интересуюсь упряжью, которую продавал разбитной мужик, сыпавший направо и налево шутливыми скороговорками.

Завёл с ним торг, а сам внимательно вслушивался в другой разговор: петроградский сыскарь наконец-то добрёл до Комарова и стал со знанием дела прицениваться к его кобылке.

– Сколько просишь?

– А ты свою цену назови, глядишь, и сторгуемся!

Сначала мне показалось, будто Комаров почуял что-то неладное. Уж больно нехотя он отвечал, будто вовсе и не хотел выйти сегодня на кровавый промысел.

Само собой, убивал он далеко не каждый день, и потому многое зависело от того, как станет вести себя питерский сыщик, насколько лёгкой и удачной жертвой он будет выглядеть.

Это далеко не так просто, как кажется. Малейшая ошибка – и рыба сорвётся с крючка. Настороженного преступника будет сложно прихватить на горячем, и вся операция пойдёт псу под хвост.

Всё решало мастерство Бодунова, его умение разыграть психологически достоверный этюд, что дано далеко не каждому. Причём, в отличие от профессионального актёра, он не имел права переигрывать или фальшивить. Всё должно быть максимально достоверно.

Иван показал себя настоящим асом. Ещё немного, и Комаров пригласил покупателя к себе для окончательного оформления сделки.

– Бумаги дома остались… Чего их с собой на рынок таскать? Вдруг сволочь какая сопрёт. Поехали ко мне, я тебе всё в лучшем виде покажу. Посидим, покалякаем, бутылочку раздавим – я угощаю!

Настало время сниматься с места. Насилу отвязавшись от вцепившегося в меня словно клещ торговца упряжью, я юркнул в толпу и выскочил уже на другом конце базара, где нас поджидала пролётка с дремавшим извозчиком.

– В адрес, – коротко бросил я.

Извозчик тут же «проснулся», пролётка быстро покатила к дому Комаровых. Преступник работал всегда по одной схеме, исключений из правил не происходило.

Боялся я лишь одного: что если Иван не доглядит и станет жертвой маньяка?! Василий Комаров успел набить руку на убийствах, пока что его конвейер смерти работал без сбоев.

И если на себя я ещё мог бы наплевать, допустить смерти боевого товарища никто из нас не имел права.

Вот и дом на Шаболовке, которая в начале двадцатых совсем не походила на привычную мне улицу. Никаких тебе высоток, лишь окружённые небольшими заборчиками преимущественно деревянные дома. Из привычного – разве что весёлый перезвон катящихся по рельсам трамваев. Где-то тут у них должно быть депо.

Даже не верится, что улица упирается одним концом в знаменитое, кипящее жизнью даже в это смутное время, Садовое кольцо. Так тихо и пустынно…

Окна в доме Комаровых зажглись.

Там, внутри, разворачивался завершающий акт сложной партии по поимке страшного преступника. А здесь и сейчас мы могли лишь молиться и сжимать за Ваню Бодунова кулаки, чтобы у него всё получилось.