Читаем Москва полностью

Москва

11 | 01345 Близь немецкой деревушки Девушки-подружки Бела козлика поймали За крутые рожки Они вот его ласкают Тихо обнимают Чем-то желтым поливают И коричневым и мягким Чем-то натирают Ты лети, наш голубочек А и полетел он Только стал он своим телом Вдруг каким-то очень Неприкасаемым Для женских касаний — Чисто могила Ленина11 | 01346 В снегах ли русских под Рязанью В степях калмыцких под Казанью В горах ли тайного Аленина Или в песках под дикой Яффой Вдруг выплывет могила Ленина И строго скажет: Маранафа! — И произойдет11 | 01347 Тогда в России дождь грибной Бывало шел, и я в России Тогда бывало плащик синий Накидывая дождевой Я выходила в тихий двор Вдыхая ласковую прелесть И говорила: Боже! прелесть! И прав ведь был! и был не вор Ведь Какой-нибудь Да и сейчас не вор! — Не вор? — Не вор! — А кто? — А никто! — Уж никто? — Да уж! — И что? — И то же самое! — Вот видишь! — Вижу! — Я же говорил! — Да я и сама знала! — Ну и хорошо! — Да, хорошо! — Ишь, хорошо! — Хорошо! Хорошо! — Ладно, пусть будет хорошо! — Пусть будет! — А как насчет могилы Ленина? — А что, могила Ленина? — Действительно, что могила? — Вот и хорошо! — Вот и хорошо!11 | 01348 Когда звонят и на порог Пленительный и белоснежный Является единорог И голосом безумно нежным Он говорит: Пойдем мой милый Я покажу тебе могилу ЛенинаНе верь! не верь – он есть тайна смертной доблести,а не рыцарской! не его дела над этими вещами покров приподнимать!11 | 01349 Растрепанность живой земли Я понял ужас Бао Дая Когда он из густой пыли Из-под земли, из лавы вспененный Почти Предсказывал могилу ЛенинаВ ее несколько декадансно-арийском, готическо-парцифальском стилистическом заострении, что вполне естественно для конца XIX века, которым датируется его видение

Обращения к гражданам

1985/1987

Предуведомление к сборнику

обращений Дмитрия Алексаныча

Данные обращения были написаны и реализованы (именно реализованы, а не напечатаны-опубликованы, что я ниже и разъясняю) в пределах между 1985–1987 годами

Для меня, да и для небольшого круга людей, работавших в пределах достаточно сходных эстетических принципов, встала проблема преодоления несколько ужесточившегося, застывшего концептуального менталитета (прошедшего тогда свой героический период, впрочем, уже по всему свету). Стратегии реализации этого были различны, но отнюдь не брались со стороны, а просто за счет интенсификации, проращивания существовавших уже ростков, но функционировавших в несколько удаленных и маргинальных зонах творчествования вышеупомянутых авторов. Это была пора большего педалирования иррационализма, сентиментализма, элементов экстатики и эмоциональности. Свои поиски того времени я обозначил как Новая искренность, всеми тогда однозначно понимаемая как оппозиция жестоко отстраненному и структурному письму.

Как видно, как можно заметить, эти обращения мерцают в зоне между заданностью шапки:

Граждане!

и финального знака выхода из текста:

Дмитрий Алексаныч!

и некой лирико-сентиментальной интонации срединного текста. Это мерцание, труднофиксированность и трудноидентифицированность, и стало основной моей интонацией того времени.

Перейти на страницу: