Читаем Москва полностью

11 | 01320 Милицанер вот террориста встретил                 И говорит ему: ты террорист                 Дисгармоничный духом анархист                 А я есть правильность на этом свете                 А террорист: Но волю я люблю!                 Она тебе – не местная свобода                 Уйди, не стой у столбового входа!                 Не посмотрю что вооружен – убью!                 Милицанер же отвечал как власть                 Имущий: ты убить меня не можешь!                 Плоть поразишь, порвешь мундир и кожу                 Но образ мой мощней, чем твоя страсть!11 | 01321 Как страсти мучают людей                 С ножами бегают в припадке                 Неописуемых страстей                 Детей пугая в их кроватке                 Средь ночи, в свете полуденном                 Пугая жен неразведенных                 Соседей всевозможных вер                 И только ты, Милицанер                 Не отвергая, не любя                 Свидетелем мементо мори                 И стражем данных территорий                 Приходишь сам не от себя                 Когда бы не было тебя                 Я сам бы выдумал тебя                 Но призраком в кипящем море11 | 01322 Есть метафизика в допросе                 Вот скажем, – наш Милицанер                 А вот преступник, например                 Их стол зеленый разделяет                 А что же их объединяет? —                 Объединяет их Закон                 Над ними царствуя победу:                 Не через стол ведут беседу —                 Они ведут через Закон                 И в этот миг, как на иконе                 Они не здесь – они в законе11 | 01323 Толпа летит сметая все преграды                 Неудовлетворенная пока                 Милицанер взирая с высока                 Гласит, не отрицая ее правды                 Не опуская верного штыка                 Гласит:                 О, бешенство безумной матки-правды!                 О, хладнокровье верного штыка!11 | 01324 С женою под ручку вот Милицанер                 Идет и смущается этим зачем-то                 Ведь он государственности есть пример                 Таки и семья – государства ячейка                 Но слишком близка уж к нечистой земле                 И к плоти и к прочим приметам снижающим                 А он – государственность есть в чистоте                 Почти что себя этим уничтожающая11 | 01325 Вот спит в метро Милицанер                 И вроде бы совсем отсутствует                 Но что-то в нем незримо бодрствует                 То, что в нем есть Милицанер                 И слова тут не пророня                 Все понимают, что так надо                 Раз спит Милицанер – так надо                 То форма бодрствования                 Такая11 | 01326 Какой убыток Государству                 Когда наивный бедный люд                 В рабочий час труда заместо                 Гуляет, шляется и пьет                 Так кто ж ему подаст пример?                 О, только ты, Милицанер                 Как столп и символ Государства                 И волею исполнен страстной                 Возьмешь их, как в святом бою                 Под руку сильную свою.11 | 01327 На лодке посреди Оки                 Милицанер плывет и смотрит                 Чтоб не утоп кто средь реки                 По собственному недосмотру                 Вот так вот средь неверных вод                 В соблазн вводящих очень многих                 Как некий остров он плывет                 Куда в беде поставить ногу                 Нам можно11 | 01328 Ворона где-то там кричит                 На даче спит младенец                 И никого, младенец спит                 Один – куда он денется-то                 Но если кто чужой возьмет                 И вдруг нарушит сон его                 Милицанер сойдет с высот                 И защитит младенца сонного
Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия