Читаем Москва полностью

11 | 01304 Пока он на посту стоял                 Здесь вымахало поле маков                 Но потому здесь поле маков                 Что там он на посту стоял                 Когда же он, Милицанер                 В свободный день с утра проснется                 То в поле выйдет и цветка                 Он ласково крылом коснется11 | 01305 Да, сердце у Милицанера                 Не камень – и оно порой                 Испугано, но путь иной                 Его, чем неМилицанера                 Оно дрожит в пространстве мира                 Но повинуется вослед                 Веленью Неба и Планет                 И Государства и Мундира11 | 01306 Хочу кому-нибудь присниться                 В мундире, в сапогах и в кобуре                 Посланцем незапамятной Милицьи                 И представителем ее серьезных дел                 Чтобы младенец, например                 С забытой подмосковной дачи                 Позвал меня от боли плача:                 О, дядя-Милиционер!                 И я приду тогда к младенцу                 Чувствителен, но непреклонн:                 Терпи, дитя, блюди закон                 Прими его как камень в сердце11 | 01307 Страна, кто нас с тобой поймет                 В размере постоянной жизни                 Вот служащий бежит по жизни                 Интеллигент бежит по жизни                 Рабочий водку пьет для жизни                 Солдат стреляет ради жизни                 Милицанер стоит средь жизни                 И говорит, где поворот                 А поворот возьми и станься                 У самых наших у ворот                 И поворот уходит в вечность                 Народ спешит-уходит в вечность                 Ученый думает про вечность                 Вожди отодвигают вечность                 Милицанер смиряет вечность                 И ставит знак наоборот                 И снова жизнь возьми и станься                 У самых наших у ворот11 | 01308 Милицанер гуляет в парке                 Осенней позднею порой                 И над покрытой головой                 Входной бледнеет небо аркой                 И будущее так неложно                 Является среди аллей                 Когда его исчезнет должность                 Среди осмысленных людей                 Когда мундир не нужен будет                 Ни кобура, ни револьвер                 И станут братия все люди                 И каждый – Милиционер11 | 01309 А вот Милицанер стоит                 Один среди полей безлюдных                 Пост далеко его отсюда                 А вот мундир всегда при нем                 Фуражку с головы снимает                 И смотрит вверх, и сверху Бог                 Нисходит и целует в лоб                 И говорит ему неслышно:                 Иди, дитя, и будь послушным.11 | 01310 В буфете Дома Литераторов                 Пьет пиво Милиционер                 Пьет на обычный свой манер                 Не видя даже литераторов                 Они же смотрят на него                 Вокруг него светло и пусто                 И все их разные искусства                 При нем не значат ничего                 Он представляет собой Жизнь                 Явившуюся в форме Долга                 Жизнь кратка, а искусство долго                 И в схватке побеждает жизнь11 | 01311 Анто – муж прекрасной Тийу                 Дочери Марии Томпель                 Той жены Оскара Томпель —                 Милиционера Локсы11 | 01312 Над головою Моряка                 Военн-морская птица чайка                 Солдата ворон сдалека                 Следит бессмертный и венчает                 Но птица на привычный вкус                 У рыцарства, чье имя внове                 Милицанера птица – гусь                 Но в римском смысле в русском слове
Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия