Читаем Москва полностью

11 | 01313 Так встретились Моряк с Милицанером                 И говорит ему Милицанер:                 Ты юношества должен стать примером                 Как зрелости я форменный пример                 Ты с точки зренья высшего предела                 Осмыслить должен ветреные страсти                 Подняться над минутностью пристрастий                 Я должен – отвечал Моряк и сделал11 | 01314 Вот пожар развел пожарник                 А моряк бежит в простор                 Только вот Милицанер                 Наш защитник и ударник                 Моряку он говорит:                 Послужи-ка, брат, народу!                 А пожарнику он воду                 Льет на красные глаза11 | 01315 Пожарный зданье поджигал                 И весь как зверь дрожал он                 Милицанер его держал                 Его увещевал он                 Я понимаю, твоя страсть                 Нездешнего отсвета                 Но здесь ведь люди, им ведь жить                 Им не понять ведь этого                 И там стоял один еврей                 Или их было много                 И он уж точно был злодей                 Или их было много11 | 01316 Вот на девочку пожарный налетел                 Дышит он огнем, глаза сверкают                 Обвязал ее и не пускает                 Душит средь своих горячих тел                 Но Милицанер тут подскакал                 С девочки пожарного сгоняет                 И назад в пещеру загоняет                 Не страшит его тройной оскал                 И у входа у пещеры сам                 На посту стоит он неотлучно                 А у девочки родился сын —                 Морячок лихой, Голландц Летучий11 | 01317 Пожарный вороном летал                 Змеей из земли выходил он                 Моряк как чайка сизокрылый                 Звучал как тронутый металл                 Еврей как пепел распыленный                 Лежал на всем не для красот                 Милицанер как ствол зеленый                 Всходил отсюда до высот11 | 01318 Теперь поговорим о Риме                 Как древнеримский Цицерон                 Врагу народа Катилине                 Народ, преданье и закон                 Противпоставил как пример                 Той государственности зримой                 А в наши дни Милицанер                 Встает равнодостойным Римом                 И даже больше – той незримой                 Он зримый высится пример                 Государственности11 | 01076 А вот стоит Милицанер                 Все эти прихоти погоды                 Ему ничто – он не природы                 Но человечества пример                 И суток вечные вращенья                 И лета в осень превращенья                 На нем не оставляют мет                 Он не приемлет возвращенья                 Он знает только: Да и Нет11 | 01091 Вот, говорят, Милицанер убийцей был                 Но нет, Милицанер убийцей не был                 Милицанер константен меж землей и небом                 Как частный человек, возможно, он убил                 Все неслучайно в этом мире:                 Убийца послан чтобы убивать                 Милицанер – чтобы законы воплощать                 Но если он в мундире убивает                 Не государства он законы подрывает                 Но тайные законы мирозданья                 Метафизического он достоин наказанья11 | 01319 Как-то дело было, помню                 Как один Милицанер                 за преступником в погоне                 Застрелил его в упор                 Промеж глаз, и между ними                 Кровь текла промежду глаз                 Красная как наше знамя                 Как у каждого у нас                 Так вот человек – по форме                 Вор или милицанер                 А внутри – совсем не вор                 А как все мы – красный-красный
Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия