Москва 2042

3. Об обязательном и поголовном обращении всего насущного населения в истинное православие. Во исполнение указа провести поэтапное крещение всех подданных Его Величества, используя для данного обряда моря, реки, озера, пруды и другие естественные и искусственные водоемы.

4. О переименовании всех городов, рек, поселков, улиц, заводов, фабрик, морских и речных судов, незаконно носящих имена коммунистических заправил.

5. Вся собственность на землю, производственные предприятия, средства производства и транспорт переходит в руки Его Величества и впоследствии общественными комитетами будет раздаваться бесплатно лицам, способным к производительному труду и уклонявшимся от сотрудничества с заглотным коммунизмом.

6. Паспорта и другие документы, выданные безбожной властью, упраздняются и заменяются единым видом на жительство.

7. Об упразднении паровых, механических и электрических и других средств передвижения с постепенной заменой их живой тягловой силой, для чего крестьянам предлагается немедленно заняться выращиванием лошадей, быков, ослов и шотландских пони.

8. Об отмене наук и замене их тремя обязательными предметами, которыми являются Закон Божий, Словарь Даля и высоконравственное сочинение Его Величества Преподобного Серафима Большая зона.

9. О введении телесных наказаний.

10. Об обязательном ношении бороды мужчинам от сорока лет и старше.

11. Об обязательном ношении длинной одежды. Под страхом наказания мужчинам вменяется в обязанность носить брюки не выше щиколоток. Ширина каждой брючины должна быть такой, чтобы полностью закрывала носок. Женщины должны проявлять богобоязненность и скромность. Платья и юбки также должны быть не выше щиколоток. Ношение брюк и других предметов мужской одежды лицами женского пола категорически воспрещается. В церквах, на улицах и других публичных местах женщинам запрещено появляться с непокрытыми головами. Уличенные в нарушении данных правил женщины будут подвергаться публичной порке, выстриганию волос и вываливанию в смоле и в перьях.

12. О запрещении женщинам ездить на велосипедах.

13. О восстановлении буквы ъ в русском алфавите.

Было много всяких других указов: о порядке хлебопашества, о введении в армии новых чинов и званий, о запрещении западных танцев и много чего еще я, к сожалению, запомнил не все.

С вещами

Дверь растворилась, и в камеру в сопровождении вертухая вошел казачий офицер в чине что-то вроде есаула Он был в длинных шароварах и куртке с газырями и какими-то кистями.

– Дзержин Гаврилович! -кинулся я к нему. – Ты ли это?

– Нет, – сказал он, – я не Дзержин, а Дружин Гаврилович, – и, уклонившись от братания, поглядел в какой-то список.

– Кто здесь на букву к?

Оглядевшись вокруг себя, я сказал, что я здесь один на все буквы. При этом я подумал, а какое, интересно, мое имя на букву к он имеет в виду – Карцев или Классик?

– На выход с вещами! – буркнул Дзержин.

Я взял свою кепку и вышел Оставив вертухая у камеры, мы с Дзержином-Дружином долго шли длинным извилистым коридором с ободранными стенами и грязным выщербленным каменным полом.

– Ну что? – спросил по дороге Дружин (пусть будет так). – Боишься?

– Нет, – сказал я. – Не боюсь.

– Ну и правильно, – сказал он. – Страшнее смерти ничего не будет.

– А тебя они, значит, оставили на прежней работе? – спросил я. – Потому что выяснили, что ты был симитом?

– Нет, не поэтому, – сказал он. – А потому что им такие специалисты, как я, нужны. И не только им. Любому режиму. Ты хоть какую революцию произведи, а потом результат ее надо кому-нибудь охранять. А кто это будет делать? Мы Каждого из нас в отдельности можно заменить, а всех вместе никак нельзя, других не наберешь.

– Скажи, пожалуйста, – спросил я по простодушию, – а в ЦРУ ты служишь по-прежнему?

Он остановился, посмотрел на меня внимательно

– А вот на такие вопросы, дорогуша, я обычно не отвечаю.

И повел меня дальше.

Мы поднялись на лифте и оказались в коридоре с дубовыми панелями и полом, покрытым красной ковровой дорожкой Дошли до конца этого коридора и попали в просторную приемную, где толпились казаки в больших чинах.

У двери, обитой черным дерматином, усатый секретарь медленно и тупо тыкал в клавиши пишущей машинки Олимпия заскорузлыми пальцами. Над ним висело изображенное расторопным художником большое панно, изображавшее въезд царя Серафима в столицу. Толпы народа, восторженные лица, и Серафим, склонившись с лошади, гладит поднятого к нему счастливой матерью счастливого младенца.

– У себя? – коротко спросил Дружин у секретаря.

– Так точно! – вскочил он и вытянулся. – Они ждут.

Дружин открыл дверь и пропустил меня вперед.

Кабинет, в котором я очутился, был такой же просторный и роскошный, как и приемная.

За огромным столом человек в форме казачьего генерала, склонив лысину, что-то быстро писал. Громадного размера картина над ним изображала Серафима, который, сидя на вздыбленном коне, поражает копьем пятиголового красного дракона.