Москва 2066. Сектор

– Понятно, – сказал Чагин, погрузив указательный палец в мокрую землю горшка. – Флоренс Найтингейл.

– Флоренс как? – спросила Анфиса, забывая выставить вперед грудь.

– Флоренс Найтингейл. Вид гелиотропа. Гелиотроп Флоренс Найтингейл. Назван в честь знаменитой сестры милосердия. Наверное, за его нежность.

– Флоренс Найтингейл, – повторила Анфиса. – Очень красиво. И подходит ему. Но он перестал цвести. Я и в церковь уже ходила, молилась и свечку Анжеле ставила, – ничего. Только хуже стало. Анжела, прости, – прошептала девушка и, взяв с голой груди своей золотую фигурку, поцеловала ее.

– Это грибок, – сказал Чагин. – Я сейчас расскажу тебе, что делать. А еще лучше, давай-ка мы прямо сейчас этим займемся. Во-первых, – Чагин вытащил горшок с цветком из подставки, – мы поставим его на окно, на солнце. Тащи мне большую тарелку или лист бумаги, мягкую тряпочку, стакан воды. Земля сухая есть? А лимон?

– У меня нет, но я спрошу у девчонок.

– Отлично, – сказал Никита, осторожно вынимая цветок из горшка. – Вы его чуть-чуть подгноили. Слишком много воды, слишком мало солнца.

– Я сейчас! – Анфиса с радостью выбежала выполнять поручение.

Когда она вернулась с небольшим пакетиком сухой земли и двумя дольками лимона в салфетке, они вычистили и просушили салфетками горшок, заменили землю, протерли листики водой с добавлением лимонного сока, подрезали лишние побеги. Эта простая знакомая работа успокоила Чагина и, совершенно очевидно, увлекла девушку.

– Ну вот, – сказал Никита. – Готово. Должно помочь. Если грибок не уйдет, я попрошу жену привезти одно очень хорошее средство, и все будет, как вы тут говорите, «премиальненько»! Так?

– Так, – сказала Анфиса грустно. – А вы женаты?

– Женат, – сказал Никита, почему-то испытывая чувство вины. – Но это не помешает Флоренс Найтингейл быть самым нежным цветком в Белом доме. Смотрите и инджойте!

Анфиса поняла шутку и улыбнулась.

– Знаете, – вдруг тихо сказала она, – тут многие ждали вашего приезда. И я тоже.

– Почему? – спросил Чагин, тоже понизив голос.

– Я хотела спросить, у вас там, в Тихом мире, много людей живет?

– Много. Гораздо больше, чем здесь. Просто живут они не в такой тесноте.

– А вы были в других городах? В других странах? Что там? Тоже живут люди? Какие они?

– Я был только неподалеку. Тверь, Тула, Ярославль. Везде спокойно и чисто. Девушки, как ты, носят живые цветы в волосах.

– А как вы думаете, можно там у вас узнать что-нибудь про моих родителей?

– Они исчезли после Переворота? – спросил осторожно Чагин.

– Да, а откуда вы знаете?

– Да так. Ты не единственная.

– Значит, можно? Вы сможете? Или кого-нибудь из ваших друзей сможете попросить, если сами заняты? Я могу заплатить.

– Я попробую, – сказал Чагин. – А платить никому ничего не надо. Послушай, Анфиса, как ты думаешь, почему Лева убежал, когда увидел меня? Он всегда был таким странным?

– В общем-то да, но…

Оглянувшись на дверь, девушка подошла к Чагину и потянулась к нему губами. Чагин отшатнулся.

– Не бойтесь, – сказала Анфиса. – Наклонитесь. Я хочу вам кое-что сказать на ухо.

Чагин наклонился.

– Говорят, – горячо и влажно зашептала ему в ухо Анфиса, – говорят, у него месяц назад забрали ребенка.

– Кто? Зачем?

– Не знаю. Я вам ничего не говорила. Хорошо?

– Конечно, – ответил Чагин.

Через полчаса снова появился Теоретик.

– Вы все материалы посмотрели? – спросил он Чагина.

– Да, пролистал.

– А квазигеймы?

– Не успел.

– И-мейл?

Чагин пожал плечами.

– Вы знаете, что мне в конце рабочего дня нужно подавать рапортичку, какой объем работы мы с вами проделали? И если я не доведу до вас всего, что есть в плане, то…

– Лева, извините, – остановил его Чагин. – Я понял. Я вас не подставлю, не бойтесь. Скажите мне лучше вот что. Вы говорили, родители некой Анжелы…

Теоретик сделал страшную гримасу, засигналил руками, и Чагин замолчал.

– Да, я говорил, что родители могут менять имя ребенка по своему усмотрению, это, кстати, в розовой папке, тоже не мешало бы ознакомиться, – затараторил Лева и вдруг бросился на пол.

С ловкостью, удивительной для его возраста, уперся слабенькими пухлыми ручками, прижался к полу и посмотрел в щель под перегородкой. Отжался и вскочил, запачкав и не отряхнув брюки. Взял лист чистой бумаги, положил его перед Чагиным и быстро, корявым почерком, написал: «Она там. Притаилась. Вы поняли? Кивните».

Чагин кивнул.

«Пишите вопрос», – написал Лева.

«Есть ли в Секторе семьи с тихими детьми?» – написал Чагин.

«Вам что-нибудь говорили о детях-Омега?» – накорябал в ответ Лева.

Чагин отрицательно покачал головой. Теоретик запустил пальцы в свою растрепанную шевелюру, закинул назад голову, уставив на несколько секунд пустой взгляд в верхний угол кабинета, затем снова бросился к бумаге.

«Если вам предлагали привезти сюда семью, не привозите!!!» – Он поставил три восклицательных знака.

Едва Чагин успел прочесть, как Теоретик схватил исписанный лист, скомкал, засунул в рот и стал быстро жевать. Пожевав, он сделал попытку проглотить и подавился. Подбородок его втянулся, надулся зоб, на лбу мгновенно выступил пот, а в глазах появилось выражение ужаса.