Москва 2066. Сектор

Приблизительно месяц с небольшим до этого дня в один из северных портов пришел большой парусник из Америки. Первый в постцифровую эпоху. Вся команда, как и следовало ожидать, была из тихих. Но было и двое дерганых. Один из них, до того как попал на корабль, работал в какой-то исследовательской организации. В порту на Белом море он сошел на берег, добрался до Сектора, нашел полковника Бура и рассказал о детях-Омега. Это дети, которые могут включать мобильники, компьютеры и все цифровые устройства. Они также умеют запускать двигатели внутреннего сгорания и производить выстрелы из артиллерийских орудий. Все эти дети находятся под полным контролем тихих. В Америке дерганые не живут компактно. Ничего подобного Сектору у них не существует. Но этот моряк верил, что где-то должен быть Город будущего, посетил Рио, Амстердам и Лондон и, наконец, нашел в Москве.

У всех детей-Омега, насколько было известно этому американскому дерганому, есть три общих черты. Первая – все они родились до Переворота. Вторая – родители этих детей, и мать и отец, не подверглись во время Переворота изменениям, то есть, тихий ребенок в дерганой семье. Третья – все, что они делают, они делают исключительно по своей воле, их дар теряет силу под давлением любого рода.

Получив эту информацию, стали проверять семьи на наличие тихих детей. В Секторе быстро нашлась такая семья: главный теоретик Лева Беримбаум, его молодая жена и сын-шестилетка.

– Но у них ничего не получилось с моим мальчиком. – Теоретик заплакал. – Наверное, не все тихие дети в дерганых семьях такие особенные. И они забрали его. Увезли. Я не знаю, куда. Мураховский увез, вон тот. – Лева показал в ту сторону, где, по его мнению, должен был лежать агент, и повторил рукой движение человека, наносящего удар бутылкой по голове.

– Мне сказали, – продолжал он, – чтобы я оставался на месте, работал, как и раньше, и держал рот на замке. И если они узнают, что я кому-нибудь рассказал о детях-Омега и о моем сыне, они убьют Мишу. Его зовут Миша, моего сына.

В этот момент Теоретик окончательно сломался. Он сел на корточки, запустил пальцы в волосы и завыл.

– Я многое за этот месяц передумал, – сквозь рыдания выдавил он. – И ваш случай тоже вспоминал. И не раз. Я вроде забыл о вас, пять лет не вспоминал, а тут вспомнил. И тут зачем-то появились вы. Я не мог понять…. Никто не знал, что я связан с вами, что я сделал это с вами. Если бы они знали, не допустили бы нашей встречи. Мозгов бы хватило. Бур даже Достоевского читает. Достоевского!..

– Тише… – Чагин сел рядом с Теоретиком на корточки и обнял его. – Тише…

Анжела

Я примеряла новое, не совсем законченное, платье. В конце апреля в музыкальном училище будет весенний бал, и дядя Игорь пообещал, что я пойду.

Я стояла перед зеркалом и булавками отмечала на ткани места, когда в дверях появилась Регина и сказала:

– Далай-лама, пойдем, батюшка зовет.

Они с Борисом называли меня «Далай-ламой в изгнании», хотя и не знали обо мне ничего такого особенного. Просто дядя Игорь нагнал на них страху и напустил, как говорится, туману.

Когда Борис начинал меня этим Далай-ламой дразнить, я поддевала его тем, что его тоже смешно называют. Отец Борис! Что это такое? Вы же не наш отец. А он говорил, ну, называешь же ты Адамова дядей Игорем? А он не твой дядя.

– Ладно, – сказала я Регине и так и пошла, с булавками.

Борис выглядел необычно. Он был немного встревожен, и у него почему-то было виноватое лицо.

– Понимаете, – начал он, когда мы сели. – Игорь сказал мне, что нужно быть очень осторожными, пока он не приедет. И взял с меня слово. А тут…

И он рассказал нам, что садовник Чагин, который отправился в какую-то странную командировку в Сектор, просил забрать к себе его жену и сына, а он отказал. Но сердце у него не на месте, возможно и вправду семья садовника в опасности, и он думает, что надо хотя бы поехать и поговорить с ними. Как мы считаем?

Мы считали, что нужно ехать, мы будем в его отсутствие вести себя хорошо, и Борис пошел седлать рыжую кобылу. А я подумала, что это тот случай, когда нужно связаться с дядей Игорем.

Мы все знали, что в церкви есть телефон с проводами, но никто не знал о моих мобильниках.

Когда Борис уехал, я заперлась и дала сигнал дяде Игорю, что связь установлена. Но он не отвечал. Я повторила сигнал несколько раз. Ответа не было. Мне абсолютно не нужны вышки и покрытие, и я могу дозвониться даже на телефон с севшим аккумулятором, поэтому я тоже стала беспокоиться.

Скоро Борис вернулся.

– Черт знает что, – сказал он, слезая с лошади, и мы с Региной переглянулись. – Вика (это жена Никиты) забрала сына и уехала в Сектор. Самовольно, не предупредив никого.

– Это точно? – спросила Регина. – А вдруг ей просто стало плохо дома одной, и она отправилась к подруге или к родителям?

– Точно, – сказал Борис. – Родителей у нее нет, подруг, кажется, тоже. Их сосед Витя сам довез их до пограничного поста. Он сказал, что Вика торопилась, хотела попасть в Сектор до темноты, потому что там не освещаются улицы.

«Какая дура!» – подумала я.