Москва 2066. Сектор

– Ну что тут поделаешь, – сказал Витя. – Поплакать, конечно, тоже иногда стоит. Это ничего. Держи свой рюкзак. Папке привет!

– Хорошо, – сказал Леша, всхлипывая. – Передам.

Вика перекинула через плечо кожаную дамскую сумочку. Она не взяла с собой никаких вещей. Виталий говорил, что у Никиты будет потрясающая зарплата, ему выплатят аванс, и Вика сможет все купить в Секторе.

Леша с неохотой дал матери руку, и они стали подниматься по эстакаде. Одна из лошадей всхрапнула и стала нервно переступать копытами. Витя взял ее под уздцы и, придерживая, довольно долго смотрел вслед удаляющимся женщине и мальчику. Круглое и обычно веселое лицо его стало серьезным.

С середины эстакады было видно далеко во все стороны. Сзади клонилось к закату красное солнце, и внизу, в кромешном лесу Главной просеки, начинали клубиться сумерки. Впереди виднелся мрачный серо-коричневый город. В окнах отблескивали красные огни заходящего солнца, в двух-трех местах на общем грязном фоне вспыхивали золотистые купола. Не считая трех мужчин в серо-голубой форме (знакомой Леше по старым фильмам), которые прохаживались у полосатой будки с узкими окошками, вокруг было абсолютно безлюдно. Поднимался ветер. Из грязно-коричневого города волнами катился непонятный слитный шум.

Все вместе казалось Леше красивым и неприятным одновременно. Ему было страшно, но он решил не поддаваться страху.

Люди в форме остановили их у шлагбаума и, пока Леша рассматривал наклеенные на стену будки объявления, о чем-то говорили с Викой.

На одном из объявлений над номером телефона было написано: «Помни! Смерть родителей может сильно ударить по карману». Леша безуспешно пытался понять, что именно тут имелось в виду, и в то же время слышал краем уха, как мать быстро-быстро говорит о чем-то с охранниками, один из которых, вероятно, услышав слова «полковник» и «на особом счету», бегом забежал внутрь, потом выбежал, вытянулся по стойке смирно и приложил сложенную лодочкой руку к левой стороне головы.

Охранники зачем-то подняли шлагбаум, хотя Леша с матерью и так могли спокойно пройти, и посмотрели вслед Вике с развязными улыбками.

Вика пришла в восторг от обилия разнообразных рикш. Особенно ей понравились те, кто таскал повозки бегом.

– Ну не чудо ли это! – восклицала она, перекрикивая шум улицы, и Леша смотрел на нее так, будто видел в первый раз.

Вика глядела во все глаза, забывая, о чем договорилась по телефону. Люди полковника должны были подъехать за ней к церкви каких-то там ангелианцев у самого въезда в город. Однако Вика миновала церковь и зачарованно двинулась вперед, в глубь Сектора.

Она сразу выделила ту часть толпы, которая следила за модой. Поначалу манера одеваться и накладывать макияж неприятно поразили ее, но уже спустя минуту она подумала: «Ну что ж, это прикольно!» Забытое словечко оказалось к месту, и Вика повторила еще несколько раз: «Прикольно. Да, это прикольно!» – с удовольствием перекатывая слово на языке.

Еще через пару минут она уже начала страдать, что одета как «колхозница» – в белом трикотажном свитере, джинсовом сарафане и приталенной курточке. Встречные прохожие неодобрительно осматривали ее.

В толпе она также заметила довольно много скользких личностей с быстрыми глазами и рефлекторно охватила сумку рукой и прижала ее к боку. От этого давно забытого движения, призванного обезопасить ее от воров, приятное тепло разлилось у нее внутри, словно она села рассматривать свои детские фотографии. «Боже мой, воры!» – думала она в восторге.

– Мама, куда мы идем? – спросил Леша. – Ты знаешь, куда идти?

– Сейчас, зайка, подожди минутку. Только зайдем в этот магазин, посмотрим и поедем к папе.

– Я не зайка, – сказал Леша.

– Да, да, да, конечно, – механически проговорила Вика, целиком погрузившись в рассматривание витрины торгового центра «Кликобель».

Чего здесь только не было! Обувь, сумочки, косметика, аксессуары. Слева от входа почему-то размещался огромный профиль Бориса Гребенщикова с завитой в три длинных косички бородкой, а справа – двухметровое улыбающееся лицо Федора Бондарчука с ослепительно-белыми зубами, стальными кольцами в ушах и африканскими браслетами на длинной, как у Нефертити, шее. Сердце замерло. А вдруг это их магазин?

Рассудок должен был подсказать Вике, что все богатство, которое она видела в витрине, фальшивое. Давно уже в Секторе не делались такие прочные изысканные вещи, давно уже нигде не было никаких Prada и Dolce&Gabbana. Поэтому ясно было, что в магазине продавались либо дешевые картонные подделки, либо безумно дорогой антиквариат.

Но рассудок молчал. И Вика вошла. Внутри было немало покупателей, но как только она приблизилась к отделу косметики, из-за прилавка, вильнув гибким телом, выскользнул продавец в черном трико.

– Вы первый раз в нашем магазине? – спросил он.

– Да, – ответила Вика и залилась краской. Ей было стыдно, что она, дура, никогда не была здесь.

– Премиально! – воскликнул продавец. – Я вижу, вы из Внешнего?

– Что, извините? – робко переспросила Вика.

– Из Внешнего мира? Из Тихого?