Москва-36

После этих слов и поднялся "жандарм" и по его знаку ещё двое таких же как он старичков с военной выправкой. Язев остался оформлять справки и отбирать подписки у будущих пенсионеров, а наша четвёрка переместилась в соседнее помещение, где смогла обстоятельно переговорить. Без наводящих вопросов, дополняя друг друга, "старички" рассказали о неутешительном положении с дешифровкой германских радиограмм. О некоторых данных и своих предположениях, что те стали использовать шифровальную роторную машину, коммерческие образцы которой свободно продавались в Германии до середины двадцатых годов, так что с начала тридцатых дешифровка их сообщений стала невозможной.

* * *

"Что ж, ключевое слово "Энигма" ими было произнесено, значит можно начинать составлять план работ по этой теме, точнее оформить на бумаге то, что Оля изложила устно".

— О, а кто это у нас тут стучит? — Дверь приёмной за моей спиной с шумом открывается.

Быстро оборачиваюсь, на пороге весело ржут над своей незатейлевой шуткой трое: справа- майор госбезопасности с редкими рыжими волосами на большой блестящей голове и узкими покатыми плечами, слева- комкор пограничной охраны Михаил Фриновский высокий и грузный со шрамом на правой щеке, который на недавнем совещании центрального аппарата был представлен как заместитель наркома и посерёдке- нарком внутренних дел Николай Ежов. Отчётливо пахнуло алкоголем. Влёт, конечно, не определить "выпимши" они или "выпивши", но скорее "датые", чем "поддатые". Ежов ужом просачивается в приёмную, опускает маленькую ладошку левой руки мне на плечо, сиди мол, а в правую берёт верхний лист из небольшой стопки отпечатанных и лежащих рядом с машинкой.

— Я, понимашь, думал ты тут с машинисткой работаешь, — сально подмигивает главный пограничник, проходит вперёд и тяжело опускается на скрипнувший под его весом стул. — или со сво…

— Язык попридержи, — со злинкой совершенно трезвым голосом прикрикнул на осёкшегося Фриновского Ежов (и мне).- а что интересные у тебя "соображения". Не надо Агранову, пиши на меня.

"Как же он быстро читает… помнится у нас в управлении в Ленинграде ходили слухи, что Ежов за три месяца изучил личные дела всех сотрудников, вообще всех, а это около трёх тысяч человек. И это не считая текущих документов расследования. Понятно теперь почему его двигали наверх по аппаратной части, ценный работник".

— Шапиро, что у меня сегодня с утра? — Немного обмякший майор, прислонившийся к дверному косяку, вздрагивает от резкого голоса наркома.

— С восьми утра и весь день совещание с руководящим составом НКВД.

— Тогда завтра в восемь жду тебя, товарищ Чаганов, у себя. Всё! — Прикрикнул он на пытавшегося возражать начальника секретариата. — Так по домам.

Все трое по очереди жмут мне, сидящему, руку и покидают приёмную.

"Ну и что это было? Хотели застукать с машинисткой? Да нет, вряд ли. Скорее застукать за "стуком" и морально надавить, чтобы не чувствовал себя в безопасности".

Официально они мне, конечно, ничего сделать не могут, понимая кто стоит за моей спиной, а практически- всё что угодно. Не на Олю ли, кстати, "пограничник" намекал, когда его прервал Ежов? Может быть, но, в любом случае, даже со мной Ежов в конфронтацию сейчас идти не хочет, будет пытаться завтра прощупать чем я дышу? Или, всё-таки, успели выбить из Ягоды перед расстрелом информацию, что не был я никаким сексотом в Смольном, и тогда завтра меня ждёт шантаж?

После неожиданного назначения меня и.о. начальника спецотдела, Агранов в беседе один на один сообщил, что Ягода расстрелян вместе с заговорщиками, но из высших соображений решено сообщить об этом позднее, чтобы не связывать этот факт с "делом военных". Начальникам отделов следует всячески пресекать любые расспросы о Ягоде, а в частных беседах говорить, что тот арестован по делу о хищении бриллиантов из алмазного фонда. Выглядел Агранов тогда уверенно, прощаясь поощрительно похлопывал меня по плечу в области локтя, но, как выяснилось только что, дела его не блестящи. И дело даже не в совете Ежова адресовать "Соображения" ему, а не своему первому заместителю, а в том, что нарком не приглашает Агранова выпить с собой в конце дня. Фриновского, другого своего заместителя пригласил, а его- нет. Что-то вроде аппаратной "чёрной метки", понимашь…

Москва, пл. Дзержинского, кабинет Чаганова,

1 окября 1936 года, 8:15 утра.

— Алексей Сергеевич, Курчатов на линии. — Низкий грудной голос моей новой секретарши, присланной Шапиро из Секретариата НКВД, определённо мешает работать.

— Соединяй. — Немного торможу с ответом.

— Товарищ Чаганов? — Слышится в трубке радостный голос физика. — Это Курчатов, здравствуйте. Вы меня помните?

— Здравствуйте, Игорь Васильевич, — перехватываю инициативу в разговоре. — конечно помню, встречались год назад в Физтехе на запуске РВМ. Вы в Москве?

— Да, звоню из телефона-автомата у Октябрьского вокзала. — Радость в голосе учёного меняется на тревогу. — Нам нужна ваша помощь. Дело касается академика Иоффе.

"Странно, что с ним такое случилось? Ежов двадцать четыре часа в сутки занят чисткой НКВД".