Москва, 41-й

Федор Ксенофонтович набрал номер, не питая особой надежды. И чуть не задохнулся от счастья: телефон откликнулся. Он узнал самый милый на свете и самый родной голос Ольги. Вначале не мог произнести ни слова, затем виновато, взглянув на Поскребышева, сказал:

— Ну, здравствуй, дорогая женушка… Сейчас приеду.

Минут через пятнадцать черная эмка привезла Федора Ксенофонтовича на 2-ю Извозную улицу к знакомому дому. Полковник-чекист на прощание вручил генералу Чумакову блокнотный листок с номером телефона, по которому можно будет вызвать машину.

Федор Ксенофонтович чувствовал себя как во сне. То ему казалось, что машина не мчалась, а ползла по улицам Москвы, а сейчас, когда поднимался по лестнице, каждый пролет мнился чрезмерно многоступенчатым.

Дверь в квартиру уже была распахнутой. В ярко освещенной прихожей стояли в обнимку Ольга Васильевна и Ирина и обливались счастливыми слезами. На мгновение он замер перед дверью, вглядываясь в черные от загара, похудевшие, но безмерно прекрасные лица жены и дочери. Шагнул через порог с раскрытыми объятиями и смущенной от переизбытка счастья улыбкой. Они тут же повисли на нем, покрывая его лицо поцелуями, увлажняя слезами.

Он вдруг застонал от боли в ранах, причиненной ему объятиями жены и дочери. Видимо, он побледнел, потому что Ольга Васильевна и Ирина вдруг отпрянули от него, встревоженно всматриваясь ему в лицо.

— Задушите меня, разбойницы! — успокоил он их испуг шуткой.

Вдруг увидел, что в глубине кабинета стоит стройный, коренастый лейтенант в летной форме, юное лицо которого показалось ему очень знакомым.

— Здравия желаю, товарищ генерал-майор! — Летчик молодецки щелкнул каблуками хромовых сапог.

— Нет, милые мои, я — генерал-лейтенант! — И Федор Ксенофонтович достал из брючного кармана и подбросил на ладони две золотистые звездочки. — Сам товарищ Сталин поздравлял сейчас… И пожимал вот эту руку…

И тут новый порыв радости: Ольга Васильевна и Ирина снова стали целовать его и обнимать, но уже бережно, осторожно.

— Лейтенант Рублев? — изумился Федор Ксенофонтович, вспомнив внезапно, откуда ему так знакомо это лицо.

— Так точно! — радостно откликнулся лейтенант. — Под вашим командованием вместе пробивались из окружения.

— Ты понимаешь, Федя, этот молодой человек знаком нашей Ирочке еще по Ленинграду.

— Я ему помогла найти в озере его самолет! — затараторила Ирина. — Я видела, куда он упал! А потом мы случайно встретились и еле узнали друг друга.

— Не совсем понятно, — засмеялся Федор Ксенофонтович, — но весьма интересно… А почему вы там, в окружении, не сознались, что знакомы с моей дочерью? — Генерал дружески пожимал руку Рублеву, пытливо всматриваясь в его смущенное лицо.

— Она же мне не сказала, что отец у нее генерал… Думал — однофамильцы.

— Хватит расспросов! — вмешалась в их объяснения Ольга Васильевна. — Федя, марш в ванную мыть руки — и к столу!

Только сейчас Федор Ксенофонтович заметил сервированный, уставленный закусками стол, посреди которого высились бутылка шампанского и графин с водкой, настоянной на лимонных корочках.

— А ему не верят, что он немецкий самолет таранил! — восторженно пыталась продолжить рассказ Ирина.

Однако мать перебила ее:

— Все дальнейшие разговоры — за столом!

42

Генерал армии Жуков иногда сам удивлялся своей способности видеть, казалось, неохватную масштабность военных событий, определять их значимость и даже предугадывать, как они развернутся в последующем. Может, потому что временами дерзко ставил он себя в положение иных немецких сухопутных стратегов, планировавших и направлявших боевые операции своих войск? Или, возможно, силу инерции для провидчества накопил во время работы на посту начальника Генерального штаба и при докладах оперативной обстановки Сталину там, в кремлевском кабинете, когда неожиданно рождались сложные вопросы, на которые необходимо было искать безошибочные и безотлагательные ответы и принимать нужные решения?

Сейчас, когда Жуков был более волен в распоряжении своим временем, он уже без оглядки на былой генштабовский регламент обстоятельно всматривался в общий ход войны и в ее частности. Здесь, на Смоленщине, с особой проникновенностью понял, что операции советских войск на этом направлении оказали огромную помощь Ленинградскому и Северо-Западному фронтам в наиболее ответственный период, когда немецко-фашистское командование пыталось осуществить главные свои цели по разгрому основных сил Красной Армии. Сопротивление советских войск в районе Смоленска затормозило также и вторжение врага в пределы Левобережной Украины и Донбасса.