Москва-41

Налёт нашей авиации согнал спокойствие немецких войск. Уверенность как рукой сняло. Стали прятаться, выезжать на окраину города, штабы располагать в одноэтажных малозаметных домиках.

Похороны убитых при бомбёжке происходили с 26 октября по 31. Могилы роют в центре города по скверам, делая видимость, что жертв мало. 31 октября я была свидетелем, когда в одну могилу уложили 3-х убитых солдат, а на кресте в надгробной надписи значилось одно имя.

По воскресным дням с 8 часов утра солдаты группами в 5–6 человек идут в церковь и молятся до 11 часов.

Из разговоров немецких солдат с населением я выяснила, что больше всего они боятся новой артиллерии, по этому поводу характерен следующий разговор: «У вас, русских, есть страшная артиллерия-машина, которая все сжигает на несколько километров, но мы скоро применим газы, завладеем этой машиной, а изобретателя истерзаем».

В городе всей жизнью руководит городское управление. Приказы, объявленные 13–15 октября 1941 года, теперь сняты, вместо них имеются приказы, гласящие:

1-й приказ: «§ 1. В ночь с 29 на 30.Х. 1941 года перевести часовую стрелку на час назад, установив немецкое время.

§ 2. Закрыть все переправы из города через р. Оку. Лодки все вытащить и оттянуть на 30 метров от воды.

За невыполнение данного параграфа виновные будут привлекаться к строгой ответственности.

§ 3. Сброшенные русские листовки собирать и сдавать в горуправу.

§ 4. По обнаружении невзорвавшихся русских бомб сообщать немедленно в горуправу, на месте обнаружения установить указку с надписью: «Опасно».

Подпись: голова горуправы Щербачев Н.».

2-й приказ: «Об учете населения. Глава семьи должен сообщить точное количество членов. За дачу неправильных сведений виновные караются по закону.

Голова горуправы Щербачев Н.»

3-й приказ: «В целях улучшения питания населения жителям предлагается организовать поход на элеватор Тихонова Пустынь, спасти зерно от горения (элеватор подожжен при отходе частей Красной Армии). 10 % от всего количества собранного зерна выдается на руки.

Голова горуправы Щербачев Н.»

4-й приказ: «За сообщение, где хранятся награбленные вещи, сообщающему будет выдана награда в размере 10 % от общего количества стоимости выявленных вещей».

Объявление: «Желающим получить 2 кг хлеба предлагаю шить и починять мешки».

В городе восстановлена при вокзале электростанция, в эксплуатацию ещё не пущена. В Зелёном Крупце[143] восстановлена водопроводная колонка. Начавший работать частично лесопильный завод после бомбёжки прекратил работу.

Хлеб не продают, базаров нет, на деньги ничего нельзя купить, редкая торговля ведётся в порядке обмена вещей на продукты. Восстановленные 2–3 магазина торговать не начали, т. е. были разбиты при бомбёжке.

Работает частная аптека. Открыт приём больных, прием производит доктор Никольский. Открыта одна частная парикмахерская, мастер — русский. Такса за бритьё бороды 5 руб. или 50 сантим.

Голова горуправы Калуга — Щербачёв Николай[144] — бывший бухгалтер Госбанка. Местные жители, старики говорят, что в прошлом он был помещиком под Калугой.

Помощник головы — Кудрявцев — бывш. начальник пожарной охраны города, рационализатор, в прошлом получал часто премии.

Горуправа находится в здании зоотехникума на углу улиц Герцена и Кирова, напротив сквера.

Для наведения порядка в городе создана наружная полиция. Полицейские стоят на перекрёстках, поверх гражданской одежды они одеты в куртки цвета хаки, на левой руке — белая повязка со свастикой.

Появление полиции в городе, вид немецких солдат, их беспощадность при налётах советской авиации сказались на настроении жителей города.

Бездушное отношение солдат к населению, грабежи изменили характер разговоров жителей. В большинстве, и особенно среди оставшихся рабочих, говорят о том, что немец скоро будет разбит. Во время налётов нашей авиации, несмотря на то, что бывают случаи отдельных жертв и среди местного населения, жители говорят, что «ещё бы их бомбили, очень досадно, если бомба попадает не в самый центр скопления машин и солдат. Жалко, что неудачно, ещё немного бы ближе».

Возвращаясь, в соответствии с Вашим заданием, в Тулу, я прошла через Кривушино — 6 км от Калуги, и была очевидцем следующего: в 3 часа дня в село въехала легковая машина, в ней было 3 офицера. Увидев на улице кур, один из сидящих вышел из машины — по национальности финн, взял палку и стал гоняться за курами. Убив одну, поднял ее. В это время к нему подошла крестьянка и сказала: «Это моя курица». В ответ на это финн избил её и пошёл дальше ловить кур. Встретив 12-летнего мальчика — сына колхозницы Киселёвой, спросил у него, где имеются гуси и куры. Получив от мальчика ответ, что он не знает, финн дал несколько пощёчин и столкнул мальчика с дороги в грязь. Собрав мешок кур и гусей, офицеры уехали.

Колхозницы, которые были свидетелями этих сцен, после их отъезда стали резко выражать своё недовольство. В это село на день бывает по 3–5 таких «визитов».