Москва акунинская

В XIX в. слово «Таганка» стало нарицательным. Здесь селились купцы, многие из которых исповедовали старообрядчество. Их нравы, причудливое смешение патриархальных традиций и типичного для нуворишей самодурства охотно описывали литераторы, запечатлевали художники-передвижники. Подлинным певцом «темного царства» стал, конечно, драматург А. Н. Островский, пьесы которого и сегодня с успехом идут в московских театрах, но и помимо него можно найти десятки свидетельств «таганского» уклада жизни, который наложил отпечаток на архитектуру этого района Москвы.

В начале XX в. москвовед П. И. Богатырев писал: «Таганка представляла из себя большой богатый рынок, мало чем уступавший известным московским рынкам — Немецкому и Смоленскому и далеко превосходивший все остальные. Тут были богатые мясные, мучные и колониальные лавки, где можно было найти все… Народ кругом жил богатый, видавший виды, водивший торговлю с иноземцами и перенимавший у них внешнюю «образованность»… Над Таганкой смеялись в комедиях, в юмористических журналах и даже в песенках. А в Таганке жили-поживали да денежки наживали и втихомолку посмеивались над своими «надсмешниками».

Сенька Скориков, решив обучиться «светскому поведению», рассказывает «студенту Межевого института по имени Жорж», что он, «мол, купеческий сын, при тятеньке в лавке состоял, некогда учиться было. Теперь вот батька помер, все свое богатство наследнику завещал… Нашелся бы добрый человек, поучил уму-разуму…». Подобная история настолько типична для обитателей «темного царства», что дикость Сеньки не вызывает удивления. Правда, и «культурность», к которой приобщает своего ученика Жорж, тоже того «галантерейного» рода, о котором москвичи в XIX — начале XX в. так и говорили: «Таганские манеры».

…Мы пересекли по мосту Яузу. Справа, подобно фантастическому замку, поднимается громада «сталинской» высотки. Она стоит на одном из «семи холмов» старой Москвы — Швивой горке. «Пошли мы на Швивую горку, откуда вид на город», — поясняет Фандорину Ахтырцев («Азазель»). не вполне ясно. Сходную версию о происхождении этого странного названия приводит П. В. Сытин: «Название «Вшивая горка» было настолько одиозным, что городские власти в XIX в. превратили его в невразумительное, но созвучное «Швивая горка». Однако в народе продолжало жить первое название. По разъяснению академика А. И. Соболевского, оно происходит от древнего слова «ушь» — терние, волчец, которым некогда была покрыта горка, высокий левый берег реки Яузы. Но с течением времени слово это было забыто, и «Ушивая горка» стала «Вшивой горкой».

Как бы то ни было, Швивая горка существовала на карте Москвы и даже дала название небольшой (372 м) улочке, которая в 1922 г. была объединена с примыкающей Гончарной под именем улицы Володарского. Сейчас Гончарной возвращено прежнее название, но улица Швивая горка так и осталась «растворенной» в своей соседке — уж больно непрезентабельно даже измененное ее имя. Переодетый девицей Сенька Скориков, желая улизнуть от городового, которому продажный пристав Солнцев поручает проводить новоявленную осведомительницу «до дому, куда укажет», употребляет старый, просторечный топоним: «С пучеглазым псом Сенька поступил просто. Сказал ему, что проживает на Вшивой горке, а как пошли переулками к Яузе, подобрал подол, да и дунул в подворотню. Городовой, конечно, давай в свисток дудеть, материться, а что толку? Мамзельки-фурсетки и след простыл».

Другим фасадом высотка выходит на Котельническую набережную Москвы-реки, названную так в память об одной из бывших здесь черных слобод. В начале XX в. берега реки были густо усеяны торговыми пристанями. «Поди-ка отыщи на Москве-реке неведомо какой склад. Грузового порта в Первопрестольной не имеется, товарные пристани начинаются от Краснохолмского моста и тянутся с перерывами вниз по течению на несколько верст, до самого Кожухова.

Начали прямо от Таганки, с пристани «Общества пароходства и торговли Волжского бассейна». Потом был дебаркадер «Торгового дома братьев Каменских», склады нижегородской пароходной компании г-жи Катиной, пакгаузы Москворецкого товарищества и прочая, и прочая», — начинает в «Алмазной колеснице» Фандорин поиски той самой баржи с оружием, на которой и происходит задержание неуловимого «Рыбникова».

Видимо, в районе Котельников обитал рэкетир Упырь («Любовник Смерти»): «Это который Упырь, Котельнический?» — уточняет Сенька Скориков.

С Котельнической высоткой (еще один народный топоним) связана еще одна жутковатая история. Это роскошное здание было возведено руками заключенных, и в начале 50-х гг. XX в. вплотную к стройке располагалась небольшая «зона», где содержались подневольные строители, то есть лагерь со всеми его реалиями почти у стен Кремля… Но пройдем дальше, на ту самую Гончарную улицу, о которой только что шла речь.

На ее месте в XVII в., как легко догадаться, была слобода гончаров.