Гомерический хохот. Жадаев сверкнул глазами, и голос его покрыл шум.
— Чего ржете! Что я, вру, что ли? Во-о какие, хвостатые да рыжие! Во-о какие! Под ногами шмыгают… — И он развел руками на пол-аршина.
Речь Жадаева попала в газеты, насмешила Москву».
В «Любовнике Смерти» Акунина мы находим как бы отзвук этой речи, — правда, ситуация переносится из Охотного ряда на Хитровку.
«— Энто теперь вышло такое от начальства указание. Epoxy закрыть и инфекцией опрыскать, потому как от ней на всю Москву бациллы.
— Чего от ней? — испугалась баба с перебитым носом.
— Бациллы. Ну, там мыша или крыса, если по-простому. А от них проистекает холера, потому что некоторые, кто в Ерохе проживает, этих бацилл с голодухи жрут, а после их с крысиного мяса пучит. Ну, начальство и прознало».
Охотнорядские купцы и их приказчики отличались необычайной политической активностью, правда, несколько односторонней направленности. В либеральной прессе того времени само слово «охотнорядец» было синонимом «черносотенца». Стремление охотнорядцев принимать участие в общественной жизни отмечено у Акунина. Так, в «Смерти Ахиллеса» в числе венков на похоронах генерала Соболева несут и «саженный от торговцев Охотного Ряда». Фандорин и заносчивая Коломбина «после кафе пошли прогуляться по Кузнецкому мосту и Театральному проезду. Навстречу шла манифестация охотнорядцев во главе с гласными городской думы — в честь очередной победы русского оружия в Китае» («Любовница смерти»).
В 1930-е гг. Охотный ряд был полностью реконструирован.
Воскресенская (Революции) площадь
Неподалеку от Охотного ряда расположена и другая интересующая нас площадь — площадь Революции. Естественно, в книгах о Фандорине мы такого названия не встретим. До 1 мая 1918 г. площадь Революции называлась Воскресенской. Здесь протекала река Неглинка, и недалеко от нынешнего входа в метро «Площадь Революции» в царствование Василия III была устроена водяная мельница с плотиной, а по всему пространству площади шумел рынок. Еще одна мельница была у построенного Борисом Годуновым каменного моста через Неглинку — он вел от Неглиненских (Воскресенских) ворот Китай-города, и его перила были оформлены в подражание зубцам кремлевской стены.
Сейчас неподалеку от метро гордо возвышается здание, известное как Музей Ленина.
Симпатичный дом из красного кирпича когда-то занимала городская Дума, и некоторые поклонники Акунина ошибочно полагают, что в тех немногих случаях, когда в текстах писателя упоминается это учреждение, имеется в виду конкретно это здание. Например:
«— Риторика? Риторика?! — Эсфирь задохнулась от возмущения. — Да… Да вот. — Она схватила газету, валявшуюся на кровати. — Вот, «Московские ведомости». Читала, пока тебя ждала. В одном и том же номере, на соседних страницах. Сначала тошнотворное рабское сю-сю: «Московская городская Дума постановила поднести памятный кубок от счастливых горожан флигель-адъютанту князю Белосельскому-Белозерскому, доставившему Всемилостивейшее послание Помазанника Божия к москвичам по поводу всеподданнейшего адреса, который был поднесен Его Императорскому Величеству в ознаменование грядущего десятилетия нынешнего благословенного царствования…» Тьфу, с души воротит» («Статский советник»). На самом деле здание по проекту Д. Н. Чичагова, построенное в стиле, который в конце XIX в. называли негативным для нас словом «новорусский», было возведено в 1892 г. Так что, если речь идет, например, об уже приводившейся реминисценции речи гласного Жадаева в «Любовнике Смерти», представлять себе здание на Воскресенской площади правомерно. Но когда мы встречаем слова «городская Дума» в романах, события которых происходят раньше 1892 г., следует помнить, что до этого московская городская Дума располагалась на Воздвиженке.
А вот располагавшаяся на другой стороне площади Большая Московская гостиница интересует нас напрямую. Как и многое другое, она не уцелела, но сохранилось достаточно воспоминаний современников, чтобы хорошо представить ее себе.
Мы с вами «рассматриваем» ее, стоя на Воскресенской площади. Однако один из фасадов Большой Московской выходил на Тверскую. Собственно, Большая Московская гостиница стояла недалеко от «Лоскутной» и тоже попала под снос, когда во время реконструкции освобождали территорию для постройки гостиницы «Москва». Той самой, в ресторан которой товарищ Октябрьский приглашает Егора («Шпионский роман»). Там же происходит и романтическое знакомство Октябрьского с «заслуженной артисткой Любовью Серовой» (явный намек на Орлову!).