Читаем Москва – Багдад полностью

Ответа не ждала, для пущей убедительности тут же развернулась и зашагала прочь. Когда Цетка, отдалившись на десяток метров, оглянулась и, вперив в Тину указательный палец, сказала: «Я не шучу», — та все еще не двигалась, как замороженная.

Может, Тина и пожаловалась бы Нестору на Цетку, может, он и защитил бы ее в этой ситуации, но ему в те дни было не до жен. Соединенными действиями частей Красной армии и махновцев только что был взят Екатеринослав, и ему пришлось решать там неотложные дела, задержавшись надолго. А тем временем перепуганная и покинутая любовником Тина так сильно перенервничала, так перетряслась, так перепеклась душой, что к вечеру вторых суток у нее начались боли внизу живота, затем рези. А в ходе открывшегося кровотечения вывалился из нее какой-то мешочек величиной с яйцо.

Она кинулась за помощью к местной повитухе. Та развела руками:

— Ушел из тебя ребеночек, — сказала, выслушав Тинку. — Не удержался. Попьешь отвар из трав, которые я дам, чтобы очиститься. И все пройдет. Да берегись теперь, не подпускай к себе мужиков... Эх... беда от них какая...

Приехавший через пару недель Нестор не встретил больше в Тинке понимания и с гадливостью бросил ее, никогда не вернувшись к их отношениям даже на словах, в разговорах. Ее для него больше не существовало.

Так что Цетка не унывала, хоть и не жена она этому клоуну, но зато женщина его — самая первая и самая любимая.

<p>Нежданная беременность</p>

— Смотри, Саша, — повернулась Цетка к вошедшей в комнату Александре Сергеевне, — что о моем Петрушке пишут.

— Он уже в книги попал?

— Нет, в листовки. Гляди, это беляки, — Светлана начала читать: — «Кто такие махновцы и чего они добиваются? ...Им нужно одно — погреть руки возле чужого добра, ведь это самый легкий промысел для тех, кто забыл Бога, забыл Родину, забыл честь, совесть и думает только о наживе. А добиваются они того, чтобы не было у нас никакого порядка, чтобы перевернуть решительно все вверх дном: ведь среди беспорядков и анархии им будет легче ловить рыбу в мутной воде и делать свои темные дела. Ведь ничего другого, кроме звериных призывов бить одних, бить других, бить третьих, мы от них не слышали и не услышим»{2}.

— Ты думаешь это неправда? — мягко улыбнулась Александра Сергеевна, дослушав до конца. — Или правда?

— Конечно, правда! — с возмущением сказала Цетка. — В том-то и дело. Вот что мне делать?

— Не знаю, Света, — Александра Сергеевна подошла к столу и показала на рядом стоящее кресло, приглашая подругу присаживаться и заодно выкладывать на стол свои отрезы. — Прежде всего, прекрати его Петрушкой называть. А то дойдет до него, так он тебе голову вместе с языком оторвет. Что касается остального... Думаю, он тебя не отпустит от себя. Так что ты выбрала правильное поведение. Фекла! — позвала громко, шагнув из комнаты. — Чай готов?

«Несу-у!» — донеслось откуда-то из глубины дома.

— А вот что о нем пишут красные, — Светлана с вожделением посмотрела на принесенный чай и потянула носом — она разбиралась в хороших напитках, избалована была. Не зря выросла в барских покоях. А теперь с этим так плохо! Затем снова взялась за листовки: — «Конец кулакам. Черное предательство изменников рабоче-крестьянского дела — Григорьева, Махно, Зеленого, Мазуренко и других предводителей кулацких шаек — сделало свое дело. Крестьянство должно само бороться с этими негодяями, потерявшими совесть и готовыми за гривенник продать не только крестьянина, но и своего родного отца. Крестьяне должны беспощадно уничтожать этих пособников офицерской банды и тайных друзей панов помещиков. На все их змеиные провокаторские речи крестьяне должны ответить: “Вон негодяи! Трудовое крестьянство знает, что за вашей спиной прячется морда жандарма и палача”»{3}. И что — это опять правда?

— Так ведь тебе-то виднее! А сам он что говорит?

Светлана хмыкнула и засунула листовки в сумку. Взяла чашку в руки ...

— Ты думаешь, у нас с ним есть время на разговоры? — засмеялась она, отпивая чай небольшими глотками. — Ой, как вкусно! Будешь опять мерки снимать? — спросила, заметив, что Александра Сергеевна потянулась к катушке ниток. — Мне раздеваться?

У Александры Сергеевны была своя система снятия мерок, перешедшая к ней от матери, — она снимала мерки на нитку, при каждом замере завязывая узелок в определенном месте. И ничего при этом не помечала на бумаге. Никто не мог прочитать эти ее узелковые записи!

— Обязательно раздеваться. Та-ак... — приступила к своему делу Александра Сергеевна, сразу посерьезнев.

— Откуда такой чай? — болтала Светлана. — Муж привез?

— Муж, конечно.

— Я сразу отметила, что у вас в доме появились новые запахи, едва вошла. Мне кажется, и корицей пахнет, и кориандром. Да?

Александра Сергеевна не ответила, только сильнее сдвинула брови и начала заново измерять окружности груди и талии.

— Света... — вдруг озадачено сказала она. — Ты беременна.

— Что-о? — Светлана застыла с разинутым ртом.

— Смотри, окружность шеи и бедер не изменились, а в груди и в талии ты стала шире. У тебя грудь наливается и талия растет. Понимаешь?

Перейти на страницу:

Все книги серии Эхо вечности

Москва – Багдад
Москва – Багдад

Борис Павлович Диляков еще в младенчестве был вывезен в Багдад бежавшими из-под махновских пуль родителями. Там он рос крепким и резвым, смышленым мальчишкой под присмотром бабушки Сары, матери отца.Курс начальной школы в Багдаде прошел на дому, и к моменту отъезда оттуда был по своему возрасту очень хорошо образован. К тому же, как истинный ассириец, которые являются самыми одаренными в мире полиглотами, он освоил многие используемые в той среде языки. Изучение их давалось ему настолько легко, что его матери это казалось вполне естественным, и по приезде в Кишинев она отдала его в румынскую школу, не сомневаясь, что сын этот язык тоже быстро изучит.Но в Кишиневе произошла трагедия, и Борис Павлович лишился отца. Вся его семья попала в сложнейшую жизненную ситуацию, так что вынуждена была разделиться. Бабушкина часть семьи осталась в Кишиневе, а Александра Сергеевна с детьми в мае 1932 года бежала через Днестр в Россию, где тоже должна была срочно скрыть любые следы своей причастности и к Востоку, и к Багдаду, и к семье ее мужа.

Любовь Борисовна Овсянникова

Историческая проза
Багдад – Славгород
Багдад – Славгород

АннотацияБорис Павлович Диляков появился на свет в Славгороде, но еще в младенчестве был вывезен в Багдад бежавшими из-под махновских пуль родителями. Там он рос крепким и резвым, смышленым мальчишкой под присмотром бабушки Сары, матери отца.Курс начальной школы в Багдаде прошел на дому, и к моменту отъезда оттуда был по своему возрасту очень хорошо образован. К тому же, как истинный ассириец, которые являются самыми одаренными в мире полиглотами, он освоил многие используемые в той среде языки. Изучение их давалось ему настолько легко, что его матери это казалось вполне естественным, и по приезде в Кишинев она отдала его в румынскую школу, не сомневаясь, что сын этот язык тоже быстро изучит.Но в Кишиневе произошла трагедия, и Борис Павлович лишился отца. Вся его семья попала в сложнейшую жизненную ситуацию, так что вынуждена была разделиться. Бабушкина часть семьи осталась в Кишиневе, а Александра Сергеевна с детьми в мае 1932 года бежала через Днестр в Россию, где тоже должна была срочно скрыть любые следы своей причастности и к Востоку, и к Багдаду, и к семье ее мужа.

Любовь Борисовна Овсянникова

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза