"На одном из участков Западного фронта танк лейтенанта Гудзя спешил на поддержку атаки пехоты. Завязался горячий бой одного советского танка с 18 фашистскими. Один против 18. Советский танк методически выводил из строя один танк за другим. Вскоре на поле боя уже насчитывалось 10 сожженных и подбитых немецких машин.
Правда, 4 февраля 1942 г.
Шашки к бою!
Скупой декабрьский закат отгорел быстро, и все вокруг стало синим — небо, сосны, снег.
Конники выстроились полукругом на лесной прогалине. Раздалась команда "Шашки к бою!" — и пятьсот клинков сверкнули стальной синевой.
Конники подняли шашки над головой эфесом к себе, а затем коснулись плеч остриями клинков. Кони переступали с ноги на ногу, стоя в глубоком снегу.
На торжественную церемонию съехалось три эскадрона. Другие остались за дальним синим лесом, откуда доносилась канонада.
Генерал-майор Доватор спешился, снял серую каракулевую шапку-кубанку, опустился на колено, преклонил голову, поцеловал край знамени и принял его из рук командарма Рокоссовского и члена военного совета 16-й армии Лобачева.
Доватор поднялся, отряхнул снег с бекеши цвета хаки, борта оторочены серым каракулем, вскочил в седло и произнес короткое горячее слово. Он впервые назвал своих казаков гвардейцами. Прозвучала клятва: "Москвы не отдавать!"
Командир эскадрона Георгий Соболь подъехал к Доватору на Нарциссе. Жеребец донских кровей с золотистой гривой, с лысиной на лбу, казавшейся в ту минуту синей, и в чулках, которые то виднелись, то были скрыты снегом.
Соболь вложил в ножны шашку с рукоятью из черненого серебра, ладную дедовскую шашку. Она по наследству переходила от отца к сыну в казацком роду Соболей из донской станицы Усть-Медведицкой.
И дед и отец Соболя не знали иного оружия, кроме клинка, пики и ружья, а их внук и сын Георгий стреляет из миномета, пулемета, вооружен автоматом. Он научился воевать и в пешем строю, когда на коней навьючены минометы в разобранном виде, ящики с минами, патронами, станковые пулеметы.
Казачья удаль, однако, осталась. В горячие минуты боя Соболь залег за немецкий пулемет, хотел отрезать путь фашистам. Его коновод и земляк Василь Бескокотов зацепил повод себе за ногу, чтобы не ушли кони, и аккуратно подавал ленту. А в начале боя, когда они на полном галопе ворвались в деревню Горбово, Бескокотов снес шашкой голову настигнутому гитлеровцу. Такие же лихие рубаки — кубанцы Несветайлов, Петренко и Чередниченко — земляк Соболя.
Соболь принял знамя, поставил его у стремени на носок сапога, развернул дончака и пустил вдоль фронта.
За острыми плечами бурки мельтешил на ветру башлык, при солнечном свете он нестерпимо алел.
На пол-лошади сзади, с шашками наголо, ехали ассистенты знаменосца Саркисян и Воробьев.
В бою за Горбово Саркисян догнал фашиста с автоматом. Тот пытался залезть на дерево и уже поставил ногу на сук, но это было последнее, что он успел сделать в своей жизни. Рядом с Саркисяном скакал башкирский богатырь Султанов. Он сбил фашиста с ног ударом кулака и прикончил его. После боя Султанов появился в эскадроне с опозданием: он успел залезть на церковную колокольню и рассчитался там со "звонарями" — немецкими автоматчиками…
Казаки стояли в строю, держа равнение направо, и провожали глазами гвардейское знамя с изображением Ленина. Алое знамя казалось в сумерках темно-вишневым.
Знаменосец с ассистентами проехали на правый фланг. Конники смотрели на знамя, не отрывая глаз.
Эскадроны тронулись с места. Кони утаптывали снег. На лесной прогалине слышались приглушенные удары копыт, поскрипывание седел, бренчание уздечек и ржанье коней.
Темное небо над головой, сине-серый снег.
Конники держали путь туда, где недавно отгорел за лесом закат и откуда доносились раскатистые голоса пушек.