Москва. Близко к сердцу (Страницы героической защиты города-героя 1941—1942)

Затем выступил ансамбль НКВД СССР, он исполнил "Марш чекистов" 3. Дунаевского, прозвучала украинская песня "Реве та стогне Дніпр широкий", после была украинская пляска. Глубоко запало в душу пение солистки хора комсомолки Екатерины Сапегиной, она спела известный романс Варламова "Что мне жить и тужить".

Сцену занял Краснознаменный ансамбль песни и пляски под управлением А. В. Александрова. Хор исполнил песни А. Новикова "Самовары-самопалы" и "Вася-Василек". Запевали солисты Г. Бабаев и В. Панков.

На этом концерт закончился, я вернулся со своей командой в Большой театр, а рано утром мы отправились на Красную площадь.

Бывший военный комендант ГАБТа СССР,

майор в отставке Алексей Трофимович Рыбин".

"Музейный" эшелон

Коллекция Музея изобразительных искусств имени Пушкина — драгоценное сокровище. Но разве одно такое сокровище необходимо было вывезти из Москвы? В том же эшелоне, названном "музейным", эвакуировали богатства Третьяковской галереи, Оружейной палаты, Музея искусств народов Востока, несколько частных коллекций (например, картины Е. Гельцер), государственную коллекцию редких музыкальных инструментов, картины Музея-усадьбы "Архангельское" и другие ценности.

А как не позаботиться об уникальных произведениях искусства и исторических экспонатах, хранившихся в подмосковном Воскресенском соборе (Новый Иерусалим), можно ли остаться равнодушным к судьбе реликвий Бородинского музея и в других пунктах Подмосковья?

Коллекции Музея имени Пушкина потребовали 460 ящиков. Упаковали более ста тысяч экспонатов. Вынули из рам и свернули 700 холстов. С болью смотрели хранители музея на стены с пустыми рамами. Не все поддавалось в тех условиях эвакуации. Остались ждать решения своей судьбы саркофаги, надгробья, статуи, скульптуры Древнего Египта, а бережно упакованные мумии отправились в Сибирь.

Из Третьяковской галереи вывезли 47 тысяч ценнейших произведений русской живописи, скульптуры, графики. Огромного труда потребовала упаковка и транспортировка таких крупногабаритных картин, как "Иван Грозный и сын его Иван" И. Репина, "Явление Христа народу" А. Иванова.

Из Оружейной палаты увезли драгоценные скипетры, державы, булавы, короны, среди них шапку Мономаха, троны Ивана Грозного, Бориса Годунова, царя Алексея Михайловича. В соборах Кремля из иконостасов вынули старинные иконы.

Коллекции вывозили из музеев под охраной красноармейцев, они же грузили ящики в вагоны.

Через несколько часов после того, как в дальнюю путь-дорогу тронулся музейный эшелон, станция Москва-Товарная подверглась бомбежке. О содроганием думаем и сегодня с том, что могли погибнуть в пламени и дыму шедевры Рембрандта, Боттичелли, Веронезе, Мурильо, Делакруа…

Вскоре после эвакуации Третьяковки в ее опустевших залах разорвались бомбы. К слову, эта картинная галерея значилась на картах авианалетчиков как объект, подлежащий уничтожению.

А какая трагедия ждала Музей имени Пушкина, если бы его не эвакуировали вовремя! В первый же налет 22 июля в музей угодило 8 зажигательных бомб. Одна из них пробила стеклянную крышу, упала в Греческий дворик, но не взорвалась. 6 и 7 августа на музей сбросили полторы сотни "зажигалок", но все очаги пожаров потушили.

Архитектор музея на Волхонке Р. И. Клейн возвел над ним хрупкий потолок из стекла. Когда начались налеты, стеклянную кровлю покрыли маскировочной сетью; музей выглядел сверху как сад или сквер. Но увы, этот камуфляж не спас от страшной беды…

Беда обрушилась в 9 часов вечера 14 октября. Тяжелая бомба разнесла соседнее здание, на улице Маркса-Энгельса, где находился Институт Академии наук. Взрывная волна чудовищной силы погнула балки перекрытия, деформировала наверху железные рамы, мгновенно лишила музей крыши. С грохотом обрушилось 6 тысяч квадратных метров стекла. Однако тяжеловесные экспонаты из Древнего Египта от осколков не пострадали, их успели оградить мешками с песком или упрятать в фанерные надстройки.

Как ни старался персонал музея обезопасить здание от потоков дождя, а затем от снегопадов — залатать крышу досками, листами железа, рубероидом, толем не удалось; музей оставался под открытым небом. Когда хлестал дождь, мраморная лестница превращалась в порожистый ручей, зловеще журчал водопад. Когда шел снег, в залы наметало высокие сугробы.

В Москве осталось около 15–20 сотрудников (точнее сказать — сотрудниц). Они-то и воевали самоотверженно, подвижнически с потоками воды, а в лютые морозы — со снегом. Они же перенесли в подвалы здания, в запасники музея оставшиеся гипсовые статуи (две тысячи скульптур!), всю библиотеку и другие экспонаты, стараясь уберечь их от сырой пагубы.

Чтобы оценить в полной мере подвиг работников музея — искусствоведов, реставраторов, хранителей, библиотекарей, экскурсоводов, — нужно прочесть дневник, который вела благородная и отважная Наталья Николаевна Бритова, ученый секретарь музея.

Крышу так и не удалось надежно залатать, и она долго оставалась зияющей раной, приносившей всем музейным работникам незатихающую, неизлечимую боль…

Все билеты проданы