Москва Булгаковская

Переезд в дом № 30, угол Малого Левшинского и Пречистенки. Здесь происходит множество событий, связанных со спектаклем «Дни Турбиных», пьесой «Багровый остров», и работа над главным романом — «Консультант с копытом» (впоследствии «Мастер и Маргарита»). Близость круга друзей Булгакова «Интеллектуальная Пречистенка»

1

И все же им удалось перебраться в двухкомнатную квартиру. Старый московский особнячок в глубине двора, две маленькие комнаты на антресолях, выкрашенные по моде середины XIX века в синий и желтый цвета.

Спали в синей, жили в желтой комнате.

Прелесть этого жилья состояла в том, что оно находилось в центре местожительства пречистенских друзей — московских интеллектуалов, подружившихся с четой Булгаковых.

Прогуливаясь по арбатским переулкам, Михаил часто заходил к Николаю Лямину — философу, логисту, с которым недавно крепко сдружился. Верный человек, зоркий, в доску свой. Николай Николаевич Лямин и его жена Наталья Абрамовна Ушакова, художница, были сердцем кружка творческой интеллигенции «высокой квалификации». В него входили известные академики, искусствоведы, специалисты «старой школй».

Неподалеку жили друзья — Павел Сергеевич Попов и его жена Анна Ильинична Толстая. Их квартира, расположенная в подвальчике (Плотников переулок, дом 10), по одной из версий, стала прообразом тайного убежища Мастера и Маргариты.

Здесь Булгаков часто читал друзьям только что написанные страницы. Полная, с крупным лицом и мужицкими руками, Анна Ильинична Толстая, внучка великого писателя («вылитый дед, бороды не хватает» — очертил портрет Михаил Афанасьевич), чудесно пела романсы под гитарный аккомпанемент своего мужа — философа Павла Сергеевича Попова, впоследствии подружившегося с Булгаковым и даже исполнявшим при нем миссию биографа.

Это был новый круг друзей, в который легко вошла Любочка, объединению которого всячески способствовала. Здесь — У Ляминых или у Поповых — читал Булгаков только что написанные страницы.

Читал он отменно, лучшего профессионала для озвучивания его текста было бы трудно найти. Он проигрывал все реплики, оттенки настроения и ничуть не актерствовал, не пережимал. Здесь впервые были прочитаны повесть «Собачье сердце», отрывки романа «Консультант с копытом», получившего позже название «Мастер и Маргарита». Интеллигенция Пречистенки слушала Булгакова с замиранием души. Все понимали, что перед ними раскрывается очень большой писатель и что жизнь такого писателя в Советской России не может быть легкой. И недолгой может оказаться его свобода — стукачество, фискальство были нормой жизни. Булгакова предупреждали, но он пренебрегал осторожностью.

Успех в кругу друзей был единственной поддержкой Михаилу, единственным откликом на писательский труд: пусть не печатают, так хоть видно — писал не зря, сидят и слушают. Хвалят, да никто-нибудь — самые-самые спецы и тонкачи, без всяческих скидок и оглядок на регалии. Успех пьянил молодого, в сущности, автора, и никакие опасения, нашептываемые друзьями, не останавливали его стремления к публичности.

Реакция на письма, разосланные Булгаковым в правительственные инстанции, все же последовала — Булгакова вызвали на Лубянку. Официальной бумагой — все чин чином.

Он вел себя достойно, стараясь не лгать и не поддаваться на провокационные вопросы.

— Считаю, что повесть «Собачье сердце» вышла гораздо более злостной, чем я предполагал, создавая ее. — Булгаков глянул на макушку стенографиста, уже целый час не отрывавшегося от листов и занесшего в дело все, как полагается, про гражданина Булгакова: кто таков, где, как, куда — подробным образом. На макушке редела плешь, совсем как у Шарикова. — Есть моменты, оппозиционные к существующему строю, — завершил он.

— Ведущие к свержению строя? — уточнил следователь.

— Лишь не во всем согласные с ним, — твердо и отчетливо поправил Булгаков.

Вывернулся.

Булгакова не арестовали. Но последовала жесточайшая война, объявленная сверху: началась травля писателя. Г.Г. Ягода умел организовать «мнение художественной общественности». Премьера «Дней Турбиных» вызвала взрыв неприятия небывалой мощности, словно кроме этого спектакля МХАТа ничего в театральной жизни и не происходило. Сигналом к атаке послужила статья критика А.Орлинского, призывавшего дать отпор «булгаковщине». Волна глумливых пасквилей затопила прессу.

Образ «вражеского подпевалы», «идеологического врага» отображали карикатуры. Кипы рецензий — одна злобней другой изощрялись в умении угодить властям и нанести автору и театру удар побольнее.

Булгаков завел большие альбомы и стал вклеивать в них вырезанные из газет и журналов статьи. Некоторые места подчеркивал.

— Мака, зачем ты собираешь эту пакость? В печь их, в огонь!