Москва Булгаковская

Саша со вздохом глянул на Тасю:

— Именно — другое! И вам не страшно вблизи этакого гиганта? С колыбели рос вундеркиндом. Засыпал под скрипку отца и маменькино музицирование — Шопена в пеленках предпочитал! Едва говорить начал — сочинял, пел, плясал. Ах, милая детка, ему над классикой всплакнуть — это уж непременно. Слушал «Фауста» 41 раз! Не обучавшись специально, может сыграть Вагнера! А его велотрюки, футбол… Я молчу… Вам придется быть Кшесинской, Патти и немного Львом Толстым. Это непременно. — Гдешинский зашептал: — Дабы быть причастной к сокровенному, обсуждать Мишины литературные замыслы.

— Литературные? Но ведь он хочет стать хорошим врачом! Миша считает, что можно допустить небрежность в любой профессии, но не во врачебной. А пишет он шутя.

— О, значит, только доктором! Это еще хуже! Вам придется держать ногу больного во время ампутации.

— Фу, что вы такое говорите? Миша хочет стать детским врачом. Простите! — Тася шлепнула комара па щеке Гдешинского.

Тот сделал вид, что сражен наповал, и тут, напролом через кусты, сдирая с волос паутину, к ним вышел Михаил.

— Черт! Никак от грима не ототрусь, слепни и мухи зажрут. — Он отчаянно потер губу, где оставались следы от нарисованных усиков. — Чего сидим, от славы прячемся?

Михаил, все еще возбужденный представлением, искрился весельем. Сорвав с шеи Александра гигантскую «бабочку», спрятал ее в карман:

— Для будущего музея маэстро. Нет, ты, старик, гений! Твой бродячий Паганини — шедевр, особенно, когда в скрипке одна струна. А ты, Тася, зря ушла. Зря!

— Голова разболелась, Мишенька.

— Что ж вы молчите, милая? — Старший Булгаков изобразил доктора. — Вам повезло — вы руках первейшего специалиста по голове и прочим дамским прелестям. У меня ж как раз волшебное лекарство имеется!

Тася бросилась ему на шею, и Александр стал свидетелем ошеломляющего поцелуя.

Родители Таси решили, что после окончания гимназии дочь должна поработать в Саратове. Тася устроилась классной дамой в ремесленное училище. Разлука тяжело переживалась обоими, не выручали даже письма. Михаил вновь забросил занятия в университете.

Мрачный, замкнутый, он был погружен в чтение и собственные мысли. Встреча с Тасей — единственная точка, к которой устремлялось все его существо. Зима пролетела, словно во сне. А на горизонте полыхал фейерверками — полный восторга соединения — законный брак!

Но Варвара Михайловна имела свое мнение. Она всегда боялась, что Михаил увлечется оперной актрис-кой или, как в раннем детстве, попадет под очарование цирковой наездницы. Она хотела бы иметь в невестках серьезную девушку. Дочь действительного статского советника, милая и скромная Тася — вроде то, что надо. Но! Господи, как же она хорошо знает своего сына! Миша — натура артистическая, экспансивная, его влюбленность требует постоянного восхищения подругой, вдохновения от ее присутствия. Возлюбленная должна быть под стать его фантазиям, его энергии, талантам. Да, Тася старается стать неразрывной половинкой любимого, жадно впитывает его мнения, вкусы, привычки. У нее даже появилось чувство юмора. Но разве она та яркая, оригинальная умница, вдохновляющая и восхищающая всех вокруг своими талантами, что способна удержать Михаила? Увы, она не Муза. И главное — он еще слишком молод, чтобы понять это.

Весной 1912 года Татьяна Николаевна Лаппа подала документы для поступления на Высшие женские курсы на отделение киевских курсов. Уловка удалась — теперь она студентка и разлучаться не надо! Тася сняла комнату с отдельным выходом на Рейтерской улице, и они зажили почти по-семейному.

Михаил, окрыленный присутствием возлюбленной, серьезно взялся за учебу, спеша наверстать упущенное за два года. Его отвращали от занятий лишь лекции в анатомическом театре, но лабораторные исследования с помощью микроскопа вызывали горячий интерес. Из Саратова поступало ежемесячное содержание Тасе в размере 50 рублей — деньги по тем временам немалые.

Но никто из них двоих не чах над учебниками. Тасю занятия на Женских курсах интересовали лишь как формальный предлог не покидать Киев. Миша, обладавший уникальной памятью, схватывал материал быстро и мог позволить себе роскошь развлечений.

Когда поляк Голомбек открыл бильярдный зал с восемью столами, Булгаков увлекся игрой. Он с друзьями проводил у Голомбека все свободное время и отдыхал после партий в находившейся рядом пивной. Отсидев занятия на курсах, Тася спешила в бильярдную, дабы следить за боями Михаила.

Зимой они часто ходили в Купеческий сад — покататься на американских горках. Бешеная езда на крошечных санках по ледяному желобу, обрывы и взлеты, замирание под ложечкой и ощущение крепко прильнувшего тела Таси, чувство полета и полной радости бытия навсегда запомнились Булгакову. Не забыла горки и Тася.

Пролетев по сумасшедшим виражам, они направлялись «пировать». В кафе «Пингвин» Тася награждалась порцией любимого «гарнированного» мороженого. На огромном блюде вокруг сливочного холма лежали ломтики фруктов и ягоды.