Москва дворянских гнезд. Красота и слава великого города, пережившего лихолетья

Прошло не более двух-трех десятилетий с тех пор, как в Москве не стало нескольких «трущобных» кварталов – в Дорогомилове, у Ваганьковского кладбища, на Масловке, в других районах, – и мало кто ныне, оказавшись на Кутузовском проспекте или на новых улицах за Пресненской заставой, может представить себе их прежние убожество и уродливость. Если и вспомнит старожил какие-нибудь Луговые переулки, тупики и задворки вдоль стены Армянского кладбища, то об их исчезновении никогда не пожалеет: убрано и уничтожено безобразное, говорящее о грязи и нужде, о серых буднях. Вставшая ныне на месте снесенных лачуг и слепых извозчичьих домишек застройка – иногда всего лишь первый шаг к дальнейшему благоустройству, наспех воздвигнутая, она призвана удовлетворить неотложные нужды в жилье; а иногда – это капитальные, продуманно расставленные и распланированные дома, предназначенные служить многим поколениям москвичей. Наши потомки будут когда-нибудь по виду застроенных нами улиц судить об уровне нашего благосостояния и вкусах, о культурных сдвигах и эволюции идеологии, как мы сейчас оцениваем отразившиеся в застройке послепожарной Москвы тогдашний подъем народного духа и социальные перемены, видим торжество частного предпринимательства, воплощенное в архитектурном наследии конца XIX века, отмечаем периоды расцвета и упадка искусства зодчих. Вид старых кварталов с восходящей к далеким векам застройкой расскажет будущим поколениям, как распоряжались мы наследием прошлого.

В старинных городах редко приходится строить на пустырях или на местах бывших трущоб. Тут чаще всего потребности городского современного уклада вступают в конфликт с тем, что объединяется в общую категорию памятников истории и культуры: на путях развития города оказываются оставленные предшественниками выразительные, нередко уникальные следы деятельности, встает память о замечательных людях прошлого, важных событиях.

Там, где вдумчиво решены проблемы взаимоотношений нового со старым и основной для исторических городов (а какой живой развивающийся город можно не считать историческим?) вопрос мирного сосуществования традиций с прогрессом, бывает особенно интересно и поучительно, всматриваясь в облик улицы, восстанавливать по ее чертам вехи нашей истории. В Москве одним из удачнейших примеров разрешения противоречий между нуждами времени и ценным историческим наследием я считаю новую трассу – всем полюбившийся Комсомольский проспект. В его пейзаже отразилось искусство градостроителей, создавших современную крупную транспортную артерию и одновременно сохранивших значительные вкрапления старой застройки.

…Яркое живописное пятно, напоминающее по цветовой гамме новгородские иконы: охра с зеленью на слоновой кости. И поблескивание золота. Живо, нарядно, весело – словно картинка к сказке Пушкина или декорации к опере Римского-Корсакова. Эта простоявшая здесь около трех столетий церковь Николы в Хамовниках, некогда воздвигнутая иждивением прихожан, благополучных ремесленников «хамовников» – ткачей, сделалась украшением улицы. Проходя мимо, невольно представляешь себе прежние здешние редко разбросанные дворы, окруженные огородами и садами, и их беспокойных хозяев – ткачей Хамовнической слободы, как раз в годы сооружения этой церкви тревоживших вместе с прочим московским рабочим людом и заречными стрельцами покой «тишайшего» бунтами, как бы предвещавшими скорую грозу восстания на Волге. Царь укрывался от шума и угроз в своем Коломенском, но и туда приходили слобожане с дерзкими требованиями, заставляли выходить к ним и в лицо пеняли царю на несправедливые порядки и разорение после выпуска новых медных денег. Недаром Алексей Михайлович вербовал иноземный полк с офицерами-иностранцами! Не доверял он ни стрельцам, ни вероломным боярам, хоть и сломленным Грозным, но не примирившимся с утратой прежнего своего значения.

Московский мелкий люд бунтовал и ставил церкви, где его с амвонов увещевали терпеть и быть покорным царю… Впрочем, не всегда: именно в те годы восстал против скверны порядков, проклиная всех светских и духовных властителей, духовник царя и настоятель придворного Казанского собора знаменитый протопоп Аввакум. Да и самого патриарха, самовластного строптивца Никона царю пришлось-таки заточить в дальнем монастыре…

Преемники «тишайшего» не пренебрегли его примером: последовательно умножали воинскую свою силу и, учреждая полк за полком, вверяли их орде нахлынувших иноземных наемников – порой дельных солдат, чаще – алчных авантюристов.

Но продолжим прогулку. Когда минуешь церковь, по обе стороны проспекта открываются здания, как раз рассказывающие о первейшей заботе российских самодержцев: справа тянутся длинные фасады занимающих целый квартал Хамовнических казарм, с колоннами, портиками и монументальными воротами – всеми признаками строительства на века.