Москва и ее Сестры

И вот Анастасия Сергеевна три года училась петь. Сколько сил я потратила, чтобы убедить нашу Грин попробовать, и не передать. Внучка заверяет: все идет по плану. Пока же Настя часто застывает над больными, будто к чему-то прислушивается. Интересно, как музыка может пересекаться с целительством?

В лирическом настроении я подхожу к отделению, и меня едва не сбивает с ног открывающейся дверью. Навстречу выбегает Настя и, огибая меня, на ходу кричит:

– Срочно в операционную, авто с Садового. Минуя приемное.

И она исчезает в недрах служебного лифта. Набираю Смирнова.

– Андрей, там авто…

– Да, я уже бегу. Подходи тоже, – он немногословен. Времени нет.

Ага, понятно. Очередное кровавое месиво. Влетаю в кабинет. Что-то диктует забрать заначки. Так, видеоларингоскоп – беру. Вчера в операционной штатный аппарат барахлил. Так, наборчик с выставки – беру. Может пригодиться. У ребят, по-моему, хорошие штучки закончились, выдадут только в понедельник. Все? Да.

И меня прошивает молнией. Призыв – всегда болезненная история. Но сегодня Совет расщедрился на ощущения. Строптивице – по полной. Без жалости.

Не гадаю – знаю точно: в операционной Он. Тот, ради кого с раннего утра бьют молнии в шпили Оружейного. Тот, из-за которого ты раз за разом приходишь ко мне.

Прижимаю к себе пакеты и бегу. Разряды растекаются по окнам. Воздух вокруг меня сгустился и потрескивает. Скорее! Только бы успеть!

4

Моя рука лежит на решетке лифта. Я сдвигаю ее в сторону. Мы с Танечкой везем очередного раненого. Парень стонет от боли, когда подъемник резко останавливается. Потом мы катим его по черно-белой плитке в операционную. Там все готово, нас ждут. Утро только начинается, а это уже третий.

Видение исчезает. Другой год, другое здание. Никаких больных за спиной. На мне нет серого платья сестры милосердия. Сегодня Совет не скупится на прошлое. Не к добру это.

Из шокового зала подают больного. Меня видит дежурная смена. Медсестра здоровается:

– Доброе утро, Илона Игоревна!

Сегодня докторам повезло: Татьяна работает давно, на нее можно положиться.

– Илона Игоревна, – тараторит девчонка-ординатор, – пять минут назад привезли. Симпатичный парень, молоденький такой, жалко.

– Стоп, только основное, пока не заехали.

Времени нет. Из него вытекает жизнь и стелется черным дымом за каталкой. В лицо ему не смотрю.

– Открытый перелом костей правой голени, подозрение на перелом таза, закрытая травма живота, и, вероятно, есть повреждения ребер. Гемоглобин… Сатурация… Гемодинамика нестабильна, – уже спокойней отвечает Оксанка.

Все это вижу и сама.

– Оксана, почему больной не интубирован?

Девчонка молчит, прячет глаза. Понятно, не рискнула. Это ее второе или третье самостоятельное дежурство. Как назло, напарник опаздывает. Хорошо, догадалась надглоточный воздуховод поставить.

– Зайдешь ко мне позже. Побеседуем.

Она смотрит на меня, как мышь на удава: такая же маленькая, беленькая, испуганные глазки не мигают. Чем они в ординатуре занимаются, если банальных вещей не знают?

– А голова как?

– Мы КТ не успели… побоялись делать.

– А без КТ что скажешь?

– Ну, по шкале Глазго где-то баллов двенадцать-тринадцать было при поступлении. Головой он ударился точно. Зрачки симметричные. Рефлексы живые.

Я ее не слушаю. К счастью для мальчика, все проблемы ниже шеи. Но повреждений много. Кровь вытекает вместе с жизнью. Как алая точка лазерного прицела, на парне горит метка Призыва. Будто я не знаю, что это Он.

Да они сегодня жестокие как никогда, наши Старшие. Я только подхожу к нему, и внутри завязывается в узел желание помочь и непереносимая жажда уйти в Тень. Там, в моем истинном облике, я почти всемогуща. Почти. Это дает надежду людям.

Мне в наследство от предков достался талант целительства. С ним в комплекте еще один дар, он же мое проклятие: я лечу в двух мирах – этом и теневом. Только так, иначе не получается. Если дать рекламу, то она прозвучит так: «Дорого, больно, гарантия сто процентов». Причем «дорого» и «гарантия» – для человека, а «больно» – это для меня. Поэтому обычно меня берегут. Только не сегодня. Второе декабря – день моей расплаты за могущество.

– Хирурги как, готовы?

– Да, уже намываются. Андрей Николаевич недавно в раздевалку прошел.

– Ладно, не вздумай реветь, Оксана. Все будет хорошо. Не забудь зайти потом. Объясню, что могла сделать.

Ты зовешь меня:

– Геля!

Твой голос едва слышен. Он доносится из немыслимого далека. Тебя нет рядом. Отчего же я чувствую твое дыхание? Сердце сжимается от боли.

– Геля, уже скоро!

Ты дуешь сзади на шею, как делаешь всегда, когда незаметно подходишь. Мне щекотно, по спине бегут мурашки. И что еще за «скоро»? Ты не можешь вернуться, а мне к тебе не добраться.

– Геля!

От твоего шепота меня пробирает приятная дрожь. Ты всегда говорил, что мое имя напоминает о боге Солнца: оно такое же теплое и огромное. Геля, Ягеллона – так меня люди давно не называют. В паспорте записано «Илона Игоревна Лесная». Илона. Стоп, мне нельзя отвлекаться. Интересно, сегодняшние видения – это наказание или награда?