Москва и Орда

Ссылка на «порабощение» Руси Батыем и библейские параллели не позволяют согласиться с мнением, что речь у Вассиана идет о «метафорическом», а не «политическом» рабстве, о возможном порабощении в результате похода Ахмата, а не о многолетней зависимости^{957}. Но нет и оснований полагать, что Вассиан рассматривает состояние рабства («работы») как сегодняшнюю реальность. Если, приводя библейские аналогии, он говорит об «избавлении от работы», то в отношении нынешних событий — об «освобождении и избавлении» от Ахмата. Можно, конечно, считать, что Ахмат персонифицирует собой «работу». Но приводимые Вассианом параллели с Мамаем, который пытался восстановить власть над Московским великим княжеством, фактически не признаваемую Дмитрием Ивановичем с 1374 г., и с библейским фараоном, окончательное избавление от которого пришло, когда он пытался вернуть народ Израиля в египетское рабство, свидетельствуют в пользу того, что и в данном случае имеется в виду угроза восстановления отношений, фактически уже отсутствующих. Об этом говорит и именование Вассианом Ивана III «царем», а его державы — «царством»^{958}. Употребление такой терминологии было призвано подчеркнуть суверенность власти Ивана III и независимость возглавляемого им государства, внушая тем самым мысль, что претензии хана не должны порождать у великого князя сомнений на этот счет.

Вассиан явно исходил из «переходного характера» ситуации: Московская Русь фактически уже независима, но это еще по-настоящему не осознано, а нашествие Ахмата создает впечатление, что ничего не переменилось; чтобы разрушить это впечатление, необходимо действовать решительно и одержать победу над противником.

Между тем колебания великого князя были вполне реальны, более того, какое-то время он явно склонялся к позиции «примиренцев» — согласно рассказу Львовской и Софийской II летописей, «ко царю… послал Ивана Товаркова с челобитьем и з дары, прося жалованья, чтоб отступил прочь, а улусу бы своего не велел воевати»^{959} — и был готов в обмен на уход татарского войска признать, что Московское великое княжество является по-прежнему «царевым улусом» — зависимым от Орды государством. Но Ахмат не удовлетворился дарами и таким формальным признанием зависимости, требуя личного приезда великого князя. Когда стало ясно, что этого не произойдет, хан смягчил требование, предлагая прислать вместо себя сына или брата. Когда Иван не сделал и этого, Ахмат предложил прислать Никифора Басенкова^{960}. Предложение отправить посла-боярина было совсем уже мягким и неоскорбительным. Тем не менее великий князь не пошел и на это. По-видимому, за время, прошедшее с отъезда Товаркова, он поддался влиянию группировки, ратовавшей за решительный отпор хану^{961}. Возможно также, что поступили сведения о неготовности татарского войска продолжать кампанию в условиях подступавших зимних холодов^{962}.

В начале второй декады ноября Ахмат начал поспешное отступление. Отходя, хан разграбил верхнеокские владения Литвы, а отряд во главе с его сыном Муртозой пытался сделать то же с московскими волостями на правобережье Оки, но отряды братьев великого князя не позволили ему этого^{963}.

Бесславный уход хана Большой Орды с Угры подстегнул к выступлению против него недавних союзников — правителей сибирских татар и ногаев, которых не могло не беспокоить стремление Ахмата распространить свою власть на всю территорию Орды в прежних пределах. Сибирский хан Ивак и ногайские мурзы с 16 тысячами всадников переправились через Волгу и ранним утром 6 января 1481 г. вышли к большеордынскому зимовищу, расположившемуся близ Азова. Стан охранялся плохо, нападение было внезапным. Ивак и мурза Ямгурчей (правнук Едигея и двоюродный племянник Ахматова беклярибека Темира) ворвались в шатер не успевшего отойти от сна хана, и последний, кто попытался возродить былое могущество державы Джучидов, получил смертельный удар. Застигнутые врасплох гибелью Ахмата, татары Большой Орды не оказали сопротивления (сыновья хана кочевали отдельно, и при нем было, видимо, относительно немного воинов), и лагерь подвергся разгрому^{964}.