Москва и Восточная Европа. Национально-территориальные проблемы и положение меньшинств в странах региона. События. Факты. Оценки

5 ноября 1916 г. германский и австро-венгерский генерал-губернаторы от имени своих императоров огласили манифест о судьбе Царства Польского. Несомненно, непосредственной и наиболее важной целью, преследовавшейся Германией и Австро-Венгрией в тот момент, было получение польского пополнения для их ослабленных позиционной войной армий. Так как прямая мобилизация на оккупированных территориях была запрещена международными конвенциями, то было провозглашено создание Польского королевства из областей, «вырванных <…> из-под русского владычества». Ноябрьский манифест не распространял право на самостоятельность на всех поляков, не предусматривал объединения в границах Польского королевства всех польских земель. По характеру и содержанию акт 5 ноября определенно перекликался с манифестом Николая Николаевича (он издавался не самими монархами, а от их имени второстепенными государственными чиновниками, не содержал четкого определения будущих границ, не оставлял будущему государству свободы выбора союзников). Главное отличие заключалось в том, что создание польского государства начиналось немедленно, не дожидаясь окончания войны и мирной конференции.

Именно это обстоятельство оказало определенное пропагандистское воздействие как на поляков, так и на другие народы России, особенно прибалтийские, среди которых также были сильны сепаратистские настроения. Можно полностью согласиться с Бурианом, следующим образом оценившим это событие: «Акт (5 ноября) не исполнил всех желаний и не разрешил еще всех трудностей. Но он дал свершившийся факт, который нельзя было отбросить. Возвращение Польши России стало таким же невозможным, как и аннексия в пользу Центральных государств, да и Антанта, гордящаяся борьбой за свободу народов, должна была это событие принять в расчет, хотя и с самыми любезными комментариями»[30].

Исторический парадокс этого шага заключается в том, что Центральные державы, решившись на практические действия в польском вопросе, имевшем, по сути, частный характер, сами того не желая, зажгли зеленый свет перед превращением пропагандировавшегося левыми и либеральными силами лозунга о праве наций на самоопределение в норму международного права, даже ограниченное применение которой в 1918–1919 гг. привело к распаду Австро-Венгрии и первым территориальным потерям Германии в ХХ в. Следует иметь в виду и то, что начало становления новой нормы было связано с нарушением другой нормы, имевшей давнюю традицию. Как известно, международное право предусматривает, что договоры о границах, хотя бы двусторонние, война не расторгает, а только приостанавливает их действие; их изменение должно быть оформлено после прекращения войны. Соблюдение этой нормы на первом этапе войны, наряду с другими факторами, ограничивало свободу действий противоборствующих сторон в постановке польского вопроса.

Следует сказать, что перемена отношения Центральных держав к национальному вопросу коснулась не только русской Польши. В том же 1916 г. германское Министерство иностранных дел создало Союз угнетенных Россией народов, в который входили финны, украинцы, литовцы, евреи, поляки, грузины, эстонцы, прибалтийские немцы и представители мусульманских народов[31].

Реакция Петербурга на акт 5 ноября была достаточно бурной. Министр иностранных дел России А. Д. Протопопов заявил, что Россия остается приверженной своей политике по польскому вопросу, сформулированной в 1914–1915 гг., и «стоит теперь тем более твердо, что кровь братская обоих народов пролита на одном поле чести и за одно святое дело защиты целостности державы царской от посягательств жестокого врага, не знающего ни малейшей свободы и не признающего никакой справедливости»[32]. 15 ноября 1916 г. последовало официальное заявление российского правительства по поводу акта 5 ноября, осуждавшее Германию и Австро-Венгрию за нарушение основных начал международного права и объявлявшее «указанный акт недействительным»[33].

С нотой протеста по поводу акта 5 ноября обратились к нейтральным странам Италия, Англия и Франция. Если Россия делала акцент на незаконность призыва в армию в соответствии со ст. 23 регламента, присоединенной к IV Гаагской конвенции 1907 г., что можно трактовать и как угрозу считать государственными преступниками жителей Царства Польского, выступивших на стороне ее врагов с оружием в руках, то ее союзники обратили также внимание на нарушение Центральными державами еще одной нормы международного права: «факт военной оккупации <…> не может повлечь за собой перехода суверенных прав на оккупированную территорию, а следовательно и создавать какое-либо право распоряжаться этой территорией в чью-либо пользу»[34].