Москва и жизнь

— Да, пожалуй, пора принимать решение, — сказал он. — Пришлю к вам двух генералов… Когда вы хотите с ними встретиться?

— Немедленно! — ответил я, не ожидая такой щедрости.

Вместо командующего МВО приехал начальник штаба. Видимо, несостоявшемуся военному коменданту Москвы не хватило мужества явиться…

Демонтаж памятника Дзержинскому

Современный город неприспособлен для революций. Все его структуры рассчитаны исключительно на мирную жизнь. Муниципальная власть аполитична по определению: она тратит столько сил и времени на поддержание обычного городского порядка, что любые стихийные массовые действа для нее — досадная помеха, нарушающая налаженный быт горожан. Вот почему, возражая против любых несанкционированных политических акций, я считаю, что дело не в окраске знамен, под которыми они выступают. А в том, что развязывать стихию толпы должно быть заказано всем.

После провала путча 22 августа я с утра разъезжал по городу, прикидывая убытки. Подсчитывал битые троллейбусы. Намечал ремонтные работы. Отдавал кучу нетривиальных распоряжений, чтобы сделать жизнь вновь размеренной.

Вдруг в машине раздался звонок.

Сообщали: на площади перед зданием КГБ собралась толпа. Хотят свалить памятник Дзержинскому. Какой-то скалолаз уже взобрался на монумент, накинул трос на шею… Люди остановили грузовик… Привязали конец троса… Теперь тянут…

Я перепугался. Монумент весил 87 тонн. Любые неумелые действия с ним могли привести к катастрофе.

Во-первых, как он будет падать. Не угробит ли кого по дороге.

Во-вторых, перевозбужденная масса вряд ли представляла себе, сколько всего скрывается внизу, под площадью. А там метро, городские коммуникации, коллекторные туннели.

Мы рванули на площадь. Подъезжаем… Слава богу, еще стоит. Даже мощный грузовик не смог его сдвинуть. При советской власти ставили монументы «на века».

На площади идет стихийный митинг. У мегафона — Геннадий Хазанов, Мстислав Ростропович, Егор Яковлев… В общем, все те же, кто был у Белого дома, только настрой их речей теперь совершенно иной. Видно, что чувствуют агрессивную мощь толпы и стремятся сдержать ее разрушительную энергию. В какой-то степени это удается. Но неизвестно, надолго ли.

Я встал рядом с выступавшими. Хотя люди, находившиеся на площади, осознавали себя победителями, было заметно отличие этой человеческой массы от той, что ждала штурма у Белого дома. Даже если предположить, что это те же самые люди… Но там возникло братство, тут — толпа. Там настоящая опасность — тут торжествующая агрессия. Там все стремились бережно и внимательно относиться друг к другу, жесты были осторожны и добры, обращение друг к другу родственное, братское. Здесь господствовал размах разрушения. Эта недобрая масса решила мстить.

Мегафон взял Александр Музыкантский и объявил от имени мэрии и правительства Москвы: «Решение о снятии монумента принято! Памятник Дзержинскому обязательно будет снесен. Сейчас же! Немедленно! Уже едут три мощных подъемных крана! Надо только подождать…»

И тут я увидел, как гигантская масса мгновенно приняла решение.

Это было удивительно: толпа жила как единый организм. При всей видимой агрессивности — в жестах, выкриках, движениях — она не казалась безрассудным скопищем. Нет, это была наделенная волей масса, которая поставила перед собой четкую цель и решила немедленно ее осуществить.

Она требовала мощного, жесткого действия. Но слушала нас. Городская власть была с ней заодно. Она нам доверяла.

Конечно, не обошлось без неожиданных инцидентов. Расскажу лишь об одном. Какие-то молодые люди в той части площади, что примыкала к «Большому дому» КГБ, решили прорваться в здание. Стали штурмовать двери. Не знаю, что переживали те, кто находился внутри. Думаю, мощь огромной толпы и на них произвела впечатление. Однако там скрывались профессионалы. Знали, как надо действовать. Когда напор парней стал чересчур решительным, дверь на секунду отворилась, оттуда появилась рука с баллончиком, одному в лицо пшикнули слезоточивым газом — и тут же заперлись снова.

Вероятно, то был газ «Черемуха», потому что лицо мгновенно распухло. Мы отправили парня в больницу. Больше подобных попыток никто не повторял.

Убедившись, что толпа успокоилась, я отправился в мэрию.

Помню со школьных лет, что Маяковский советовал «юношам, вступающим в житье, делать жизнь с товарища Дзержинского». Не думаю, что следовало рушить памятник, и мне хотелось бы его восстановить, невзирая на обвинения в «реанимации коммунистической идеологии, в попрании памяти невинно загубленных жизней».