Москва, я не люблю тебя

В стакане между сиденьями изредка трепыхался мобильный, высвечивая одного и того же абонента — «Кирилл».

— А вот хуй! — сказал Сева телефону, когда тот в очередной раз заерзал. Телефон, видимо, понял и умолк.

Трогая, Сева не особенно понимал, куда ехать. Сначала позвонил Машке и спросил, как у нее с загранпаспортом, на что она пропищала: «Сколько времени, знаешь? Опять обнюхался!» — и еще много обидного. Потом остановился и выкинул все оставшиеся в багажнике косяки. Включил диск Найка Борзова и долго ездил по Садовому кольцу, подпевая «Лошадке» и барахтаясь в теплых мечтах о Голландии. Правильная музыка и правильная трава постепенно делали свою работу, и на втором круге Сева ощущал себя в салоне самолета, то ли приземляющегося в Скипхоле, то ли стартующего из Шереметьево.

Я маленькая лошадка,
И мне живется несладко.
Мне трудно нести мою ношу —
Настанет день, и я ее брошу.

То, что машина «Нового желтого такси» двигается за ним от «Курской» до «Маяковки» не случайно, Сева понял, когда ошибся поворотом и вернулся на Садовое, а таксист исполнил тот же маневр. Желтый «Форд» отстал от него только на Смоленской. Зато сразу после «Парка культуры» на хвост села «Рено».

Интересно, откуда они про кейс узнали? Кирюху вели? Сева включил поворотник. Ехать к Машке, спрятать у нее кейс и отсидеться? Там двор такой неудобный, зажмут — не выберешься.

Я маленькая лошадка,
Но стою очень много денег.
Я везу свою большую повозку
С того на этот берег.

На втором круге по Садовому к таксистам добавилась машина ГИБДД, проследившая за Севой вплоть до съезда на проспект Мира, где ее сменил знакомый «Форд», выпрыгнувший со стоянки у метро. Несомненно, таксисты передавали эстафету гаишникам, а те обратно таксистам. Причем делали это так слаженно, что сперва и не подумаешь, что следят. Конкретно, суки, натренировались. Нет, к Машке точно нельзя. Может, к ее отцу в сервис, они вроде с утра работают? Но тут он вспомнил, как недобро посмотрел ее отец, когда Сева на вопрос о своей профессиональной деятельности ответил: «Коллега. Колеса продаю, присадки, там, всякие». Автосалон отпадал. Старому мудаку доверять нельзя. Сдаст или обкрадет. Делать нечего. Как говорится, дома и стены помогают.

Мне машут даже деревьев ветви,
Меня приветствуют все, все как один —
Я привезла им новый мир!
Я привезла кокаин!!!

Сева ехал так, как ночные птицы улетают от более грозного хищника. Медленно двигался в полузнакомых дворах, чтобы потом совершить стремительный бросок по главной дороге. Зависал на светофорах, проверяясь, останавливался у обочин, разворачивался и уходил обратно в центр. Последнего таксиста он сбросил в районе Песчаной. Тот делал вид, что остановится у метро, а сам в последний момент поехал дальше, но Сева уже предугадал его маневр и свалил во дворы.

Уже на районе последний раз проверился и припарковался за пять домов, а там кустами добежал до своего подъезда.

— Сев! — окликнули его сзади. Сева вжал голову в плечи, развернулся и автоматически выставил вперед кейс как щит. От стены у подъезда отделился торчок. Имени его Сева не помнил. Из тех, кому уже и тащить из дому нечего. — Сев, я ща сдохну!

— У меня нет ничего, отвали! — буркнул Сева и двинулся вперед.

— Брат, я тя прошу, брат. Я сдохну ща, реально!

— Я те чё, врач? — огрызнулся Сева. С торчками в таком состоянии нужно быть предельно конкретным и ни в коем случае не вестись на всякие суицидальные угрозы, это Сева уяснил давно. — Иди домой, бля!

— Я н-н-не могу, меня ломает, — затрясся торчок, — я тебя прошу, хочешь, на колени встану!

Сева прикинул, как глупо стоять, держа в руках кейс, полный денег, ранним утром, в не самом лучшем московском дворе. Особенно когда на коленях перед тобой стоит нарколыга в ломках.

— Ладно, — посмотрел он по сторонам, — пошли!

Оставив торчка стоять перед входной дверью, Сева быстро достал из сливного бачка полиэтиленовый сверток и вернулся на лестницу.

— Сколько тебе?

— А это на сколько тянет, как думаешь? — протянутой к Севе ладони, с впитавшими грязь, дым, и еще черт знает что линиями судьбы, жизни и прихода, лежало тусклое желтое кольцо.

— Это что? — Сева сделал шаг назад. — Я тебе чё, ломбард? Нал есть?

— Материно, золотое, брат. Я потом выкуплю, брат. Материно. — Ладонь придвинулась ближе. — Возьми!

— Да хоть бабкино, оно мне не нужно!

— Обручальное… — Ладонь сунулась Севе практически в лицо. Кольцо, потом эти чертовы линии, мелкий кафель в просвете между пальцами. — Брат, я тя прошу, брат!

— Да какой я тебе брат?! Нахуй пошел отсюда! — Сева вдарил по руке, кольцо отлетело в сторону, и в тот самый момент, когда оно должно было издать звук, ударившись о кафель, нарколыга прошипел одно слово:

— Сучара…

НОЧЬ