Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка

В принципе, имеется еще и категория ЛФТ (легкий физический труд), и, по положению, такую категорию на прииски посылать нельзя. Медкомиссия же работает сдельно, по количеству отправляемых на прииски зэков, и ЛФТ здесь дают очень редко, практически никогда, ведь все присланные сюда из тюрем люди проходили там предварительный медосмотр и всех явных инвалидов и стариков уже прямо оттуда направляли в другие лагеря, где требования к состоянию здоровья были не такие жесткие, как в Дальстрое.

После медосмотра вся партия направляется в моечную. Баня хорошая, душей достаточно, мыло, нарезанное небольшими кусочками, лежит на специальной полочке, в общем, вымылись мы хорошо. После моечной, в послебаннике, нас полностью экипировали: выдали чистое нательное белье, гимнастерки, летние шаровары, портянки, ботинки (наконец-то я расстался со своими лаптями), фуражки, вплоть до полотенец, которые тут же пригодились. Все это можно было подбирать более-менее по размеру. Одевшись во все новое, мы получили из дезинфекции свою вольную одежду. Она уже практически была нам не нужна, потому что мы с ног до головы были одеты во все лагерное, вплоть до телогреек.

В отличие от тюремной робы, все лагерное обмундирование никаких отметок о принадлежности к месту заключения не имело, что и понятно: куда же с Колымы убежишь? Сообщение только морем, специальными пароходами Дальстроя НКВД, каким-либо «фуксом» попасть на них невозможно, проверяют на совесть. По суше до материка, как здесь называют всю остальную часть Союза, не относящуюся к бассейну реки Колымы, тысячи километров тайги и болот, так что если и уйдешь с бесконвойного прииска, то все равно погибнешь, так и не добравшись до человеческих мест.

Вольные свои вещи мы связали в узлы, у некоторых получились весьма внушительные баулы. Так как, по-видимому, и насчет одежды здесь все было благополучно, то и эти вещи казались нам ненужным грузом.

Во второй зоне были такие же столовые, как и в первой; точнее, кухня была одна, а раздаточные окна выходили и в первую, и во вторую зоны. В эти столовые кто угодно мог зайти в любое время и поесть суп с кашей, хлеб и рыба лежали свободно, но мы уже не были голодны, а часть из нас предпочла лагерной пище ларечные деликатесы. Здесь работали ларьки, где можно было купить всякие деликатесы, вроде колбасы, дешевых конфет, сахара, консервов и прочего, но денег ни у кого не оказалось. Тут же из числа лагерных придурков нашлись сердобольные люди, желавшие нам помочь, и пошла бойкая торговля вольными вещами. Скупалось все буквально за бесценок: приличный костюм – рублей за восемьдесят, на воле за него было уплачено никак не меньше трехсот, ботинки – за пятнадцать-двадцать рублей. Но уж больно хотелось изголодавшимся по вкусностям зэкам полакомиться, и они отдавали последние шмотки чуть не даром, потом об этом жалели: ведь на приисках, когда подпер голод, эти деньги ох как пригодились бы, там за те же вещи заплатили бы раза в два-три больше, – а уж ничего «забить» не осталось, все «сплавили» в Магадане. Да и таскаться с узлами по жаре (а после полудня ветерок стих, и жара стала еще сильнее) было тяжело, а оставить, хоть на несколько минут, рискованно: кругом квалифицированные воры, стащат и продадут немедленно.

Продал и я свой костюм, но поскольку он был особый, взял у меня его сам вольный врач за сто двадцать рублей. Торговал он и кожаное пальто, но я решил его пока не продавать, и напрасно: на другой же день после прибытия на прииск у меня его украли. Получив деньги, я накупил в ларьке всякой всячины и начал угощать своих товарищей-военных, которые так и не пожелали расстаться со своими военными реликвиями и потому денег не имели. Мы договорились снова держаться всем вместе, но человек предполагает, а ГУЛАГ – располагает. В скором времени начали подходить машины ЗИС-5. Как только подъезжала машина, из административного барака выходил человек со списком и выкликал двадцать пять фамилий. Эти люди тут же забирались в кузов машины. В кабине сидел старший конвоир. Двое конвоиров, с карабинами, садились на скамейку в передней части кузова. Машины, подняв клубы густой пыли, тут же уезжали.

Одними из первых забрали Яшу Козлова и Турченко. Они залезли в кузов, на прощанье махнули нам руками, и больше я их никогда не видел. Живы ли они, или так и остались на Колыме, не знаю, но скорее второе. Вскоре наша группа, да и вообще все приехавшие на нашем пароходе, начала рассеиваться. Машины подходили непрерывно, и скопление людей в зоне № 2 таяло на глазах. Из своих сокамерников по Полтавской и Новочеркасской тюрьмам я здесь встретил только Вознесенского и Цитлидзе. На пароходе они, оказывается, попали в другой трюм. Там их уголовники «пощупали», и продавать им здесь было уже нечего. Купил я им на дорогу по килограмму конфет и по кругу краковской колбасы. Но наш разговор прервался очень скоро, их вместе вызвали на машину, а я остался. Уже нас в зоне осталось совсем немного, а потом и вообще не более чем на одну-две машины.

2