Читаем Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка полностью

Начинало темнеть, солнце зашло, пришлось надеть телогрейки, не зря нам их здесь выдали, на Колыме они и в июле пригодились. Сидели мы, оставшиеся, почти до полной темноты. Начали шпилить комары, которые здесь днем особенно не допекали. Пришлось нам перейти в столовую, благо она и на ночь не закрывалась. Сидим мы, думаем и гадаем: почему же нас не забирают? Неужели мы уж такие особо опасные преступники, что нас должны отправлять как-то экстраординарно? Кто-то даже высказал предположение, что нас хотят оставить в Магадане. Ни то, ни другое никак не вязалось с логикой: сроки у нас были самые различные: от пяти лет у бывшего директора небольшого завода – Мейденберга до двадцати пяти у бывшего директора одного из крупнейших в СССР авиазаводов – Новосибирского авиамоторостроительного – Данишевского[191]. Был с нами и кандидат технических наук Баламутов, и колхозник из Коми АССР – мой однокамерник по Новочеркасску Федя Сальников.

С усталости мы начали подремывать, так и не придя ни к какому выводу. Уже совсем было уснули, как вдруг снаружи послышался шум подъехавшей машины, и вбежавший в столовую придурок заорал: «Чего прячетесь? Обыскал весь лагерь, насилу нашел. Быстро в машину!» На скамейке в передней части кузова разместились два конвоира с карабинами, а мы все – двадцать пять человек, по пятеро в ряду, уселись прямо на полу, лицом к движению машины, вытянув ноги вперед. Места было в обрез, требовалось поместить пять рядов зэков, да еще и оставить между конвоирами и нашим первым рядом дистанцию около метра, чтобы при попытке бунта конвоиры смогли воспользоваться своим оружием. Вот и уселись так, что каждый ряд упирался спинами в животы людей следующего ряда, а последний, пятый ряд – в задний борт машины, и мы поехали.

Было уже совсем темно, так что любоваться красотами колымской трассы нам не пришлось. Только и виден был впереди кусок дороги, высвечиваемый фарами. Чем дальше уходили мы по трассе, тем становилось прохладнее. Еще раз поблагодарили мы, в душе, начальство за телогрейки, а я еще сверху накинул и свою кожанку, потому что сифонило более чем прилично. Повезло нам еще, что ветерок был встречный и пыль сдувал назад, так что мы могли дышать свежим воздухом, а дуй ветер в другую сторону, то на таком тихом ходу, не более 35 километров в час, дышать было бы просто невозможно. Ехали мы без остановок, проезжали какие-то не очень крупные поселки, но время было ночное и разглядеть ничего было нельзя, да и не до этого нам было, за этот суматошный день все настолько уморились, что, едва сев в машину, большинство начали дремать.

Часа в три ночи машина затормозила, потом свернула в сторону, заехала в какие-то ворота и совсем встала. Хлопнула дверь кабины, и старший конвоир скомандовал: «Вылезайте! Шофер устал, дальше ехать не может. Будем делать привал». Открыли задний борт машины, и мы, соскочив на землю, начали разминать свои отекшие от дальней поездки и неудобного положения ноги. Шофер со старшим тут же ушли в расположенный неподалеку поселок, оставив нас на попечение двоих, уже отчаянно зевающих, конвоиров. Во дворе, в который нас завезли, стоял небольшой барак с традиционными двухъярусными нарами, на которых мы и разместились. Некоторые из нас, улегшись на нары, сразу захрапели, а часть – я, Мейденберг, Данишевский и еще несколько человек, успевших кемарнуть еще в столовой и в машине, вышли на воздух.

Развели мы небольшой костерчик, на котором, в имевшемся у Мейденберга котелке вскипятили чай и с удовольствием смаковали его с конфетами, наслаждаясь свежим ночным воздухом и почти полной, по сравнению с тюремной камерой, свободой. Наши стражи, сидевшие неподалеку, о чем-то посовещавшись, подошли к нам, и один из них начал переговоры: «Вот что, ребята, вы, конечно, понимаете, что никуда убежать отсюда невозможно, кругом секретные посты, и если кто стреканет, его тут же пристрелят, а не пристрелят, так тут же поймают и – гарантированная «баранка» (десять лет добавки к сроку). Чего же мы вас здесь будем караулить? Все равно шофер и старший раньше десяти утра не придут (они и впрямь пошли к каким-то знакомым женщинам в поселок, там гульнули и появились у машины только назавтра, часам к одиннадцати), пойдем в поселок и мы. Вы уж тут оставайтесь сами. Хлеб у вас есть, а рыбы полно в бараке (там стояла полная бочка с соленой горбушей), вода – рядом, в речке. Перебьетесь до утра. Только смотрите, со двора никуда не уходите, подведете нас, а главное себя. Договорились?» – и, получив наше добро, стрелки, оставив здесь за старшего Данишевского, он выглядел солиднее нас всех, взяв на ремень свои карабины, направились к воротам.

Перейти на страницу:

Все книги серии Диалог

Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке
Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке

Почему 22 июня 1941 года обернулось такой страшной катастрофой для нашего народа? Есть две основные версии ответа. Первая: враг вероломно, без объявления войны напал превосходящими силами на нашу мирную страну. Вторая: Гитлер просто опередил Сталина. Александр Осокин выдвинул и изложил в книге «Великая тайна Великой Отечественной» («Время», 2007, 2008) cовершенно новую гипотезу начала войны: Сталин готовил Красную Армию не к удару по Германии и не к обороне страны от гитлеровского нападения, а к переброске через Польшу и Германию к берегу Северного моря. В новой книге Александр Осокин приводит многочисленные новые свидетельства и документы, подтверждающие его сенсационную гипотезу. Где был Сталин в день начала войны? Почему оказался в плену Яков Джугашвили? За чем охотился подводник Александр Маринеско? Ответы на эти вопросы неожиданны и убедительны.

Александр Николаевич Осокин

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Поэт без пьедестала: Воспоминания об Иосифе Бродском
Поэт без пьедестала: Воспоминания об Иосифе Бродском

Людмила Штерн была дружна с юным поэтом Осей Бродским еще в России, где его не печатали, клеймили «паразитом» и «трутнем», судили и сослали как тунеядца, а потом вытолкали в эмиграцию. Она дружила со знаменитым поэтом Иосифом Бродским и на Западе, где он стал лауреатом премии гениев, американским поэтом-лауреатом и лауреатом Нобелевской премии по литературе. Книга Штерн не является литературной биографией Бродского. С большой теплотой она рисует противоречивый, но правдивый образ человека, остававшегося ее другом почти сорок лет. Мемуары Штерн дают портрет поколения российской интеллигенции, которая жила в годы художественных исканий и политических преследований. Хотя эта книга и написана о конкретных людях, она читается как захватывающая повесть. Ее эпизоды, порой смешные, порой печальные, иллюстрированы фотографиями из личного архива автора.

Людмила Штерн , Людмила Яковлевна Штерн

Биографии и Мемуары / Документальное
Взгляд на Россию из Китая
Взгляд на Россию из Китая

В монографии рассматриваются появившиеся в последние годы в КНР работы ведущих китайских ученых – специалистов по России и российско-китайским отношениям. История марксизма, социализма, КПСС и СССР обсуждается китайскими учеными с точки зрения современного толкования Коммунистической партией Китая того, что трактуется там как «китаизированный марксизм» и «китайский самобытный социализм».Рассматриваются также публикации об истории двусторонних отношений России и Китая, о проблеме «неравноправия» в наших отношениях, о «китайско-советской войне» (так китайские идеологи называют пограничные конфликты 1960—1970-х гг.) и других периодах в истории наших отношений.Многие китайские материалы, на которых основана монография, вводятся в научный оборот в России впервые.

Юрий Михайлович Галенович

Политика / Образование и наука
«Красное Колесо» Александра Солженицына: Опыт прочтения
«Красное Колесо» Александра Солженицына: Опыт прочтения

В книге известного критика и историка литературы, профессора кафедры словесности Государственного университета – Высшей школы экономики Андрея Немзера подробно анализируется и интерпретируется заветный труд Александра Солженицына – эпопея «Красное Колесо». Медленно читая все четыре Узла, обращая внимание на особенности поэтики каждого из них, автор стремится не упустить из виду целое завершенного и совершенного солженицынского эпоса. Пристальное внимание уделено композиции, сюжетостроению, системе символических лейтмотивов. Для А. Немзера равно важны «исторический» и «личностный» планы солженицынского повествования, постоянное сложное соотношение которых организует смысловое пространство «Красного Колеса». Книга адресована всем читателям, которым хотелось бы войти в поэтический мир «Красного Колеса», почувствовать его многомерность и стройность, проследить движение мысли Солженицына – художника и историка, обдумать те грозные исторические, этические, философские вопросы, что сопутствовали великому писателю в долгие десятилетия непрестанной и вдохновенной работы над «повествованьем в отмеренных сроках», историей о трагическом противоборстве России и революции.

Андрей Семенович Немзер

Критика / Литературоведение / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес