Читаем Москва, которую мы потеряли полностью

Над северо-западным углом галереи возвышается шатровая колокольня, под которой расположен придел во имя святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова. Иоанн Богослов занимает особое место в ряду избранных учеников Христа Спасителя. Нередко в иконографии апостол Иоанн изображается кротким, величественным и духоносным старцем, с чертами девственной нежности, с печатью полного спокойствия на челе и глубоким взором созерцателя неизреченных откровений. Другая главная особенность духовного облика апостола открывается через его учение о любви, за которое ему по преимуществу усвоено наименование Апостола любви. Действительно, любовью пронизаны все его писания, основная мысль которых сводится к понятию, что Бог в Своем существе есть Любовь (1 Ин. 4, 8). В них он останавливается преимущественно на проявлениях неизреченной любви Бога к миру и человеку, на любви своего Божественного Учителя. Он постоянно увещевает учеников к взаимной любви. Служение Любви – весь жизненный путь апостола Иоанна Богослова. Ему были свойственны спокойствие и глубина созерцания в сочетании с горячей верностью, нежная и безграничная любовь с пылкостью и даже некоторой резкостью. Из кратких указаний Евангелистов видно, что он обладал в высшей степени пылкой натурой, сердечные порывы его иногда доходили до такой бурной ревности, что сам Иисус Христос вынужден был умерять их, как несогласные с духом нового учения. Более того, Спаситель назвал апостола Иоанна и его родного брата Иакова «сынами грома» (Воанергес). В то же время он обнаруживает редкую скромность и, несмотря на свое особенное положение среди апостолов как ученика, которого любил Иисус, он не выделялся из ряда других учеников Спасителя. Всегда чуткий к другим, он болезновал сердцем о погибающих. Апостол Иоанн с благоговейным трепетом внимал Богодухновенному учению своего Учителя, исполненному благодати и истины, в чистой и возвышенной любви созерцая Славу Сына Божия. Ни одна черта из земной жизни Христа Спасителя не ускользнула от проницательного взора апостола Иоанна, ни одно событие не прошло, не оставив глубокого следа в его памяти, поэтому в нем сосредоточились вся полнота и целостность человеческой личности. Такой же целостностью обладали и мысли апостола Иоанна Богослова. Для него не существовало раздвоенности. По его убеждению, где нет полной преданности, там нет ничего. Избрав путь служения Христу, он до конца жизни совершал его с полнотой и безраздельной последовательностью. Празднование 8 мая святому апостолу Иоанну Богослову установлено Церковью в воспоминание ежегодного исхождения в этот день на месте его погребения тончайшего розового праха, который собирали верующие для исцелений от различных болезней.

Что же касается архитектурного облика церкви Живоначальной Троицы, то многие исследователи отмечают влияние школы деревянного зодчества, а в ряде деталей нарядного декоративного убранства ими усматривается влияние стиля ярославской школы каменного зодчества. Вполне возможно, что храм строили земляки Григория Никитникова – искусные мастера каменных дел. Внешний облик храма производит впечатление удивительной цельности, хотя известно, что окончательно он сложился лишь в 50–60-х гг. XVII в., когда наследники Никитникова достраивали церковь. Именно в тот период возникают Никольский придел и северное крыльцо, не сохранившееся до нашего времени. Тогда же в церкви устанавливают позолоченный деревянный иконостас, расписывают своды и стены храма фресками. В работе над интерьером храма Живоначальной Троицы в Никитниках принимали участие «царские изографы»: мастера Оружейной палаты Симон Ушаков, Яков Казанец, Иосиф Владимиров и Гавриил Кондратьев. В 1904 г. в подклетке храма был освящен придел в честь Грузинской иконы Божией Матери, тем самым было утверждено существование в Троицком храме с XVII в. почитание одного из списков чудотворного образа. Православные москвичи, глубоко чтившие этот образ, нередко называли храм Живоначальной Троицы церковью Грузинской Божией Матери. В храме также особо почитались Владимирская икона Божией Матери «Насаждение древа Государства Российского» и икона «Благовещение с акафистом».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза