Москва-Лондон. Книга 1

Я даже думаю, что это ваше неоспоримое достоинство и будет тем основным и главным, что вам потребуется в этой экспедиции. Я не один год вынашивал идею поисков северо-восточного пути в Индию и Китай. Столько же времени я пристально всматривался в вас, дорогой Ричард. Теперь моя идея созрела окончательно. Я абсолютно уверен в правильности своего выбора. И очень рад, что мне вовсе не пришлось никого убеждать в этом.

Чанслер смущенно пожал плечами и отпил несколько глотков вина. Ему впервые доводилось слышать о себе столь лестный отзыв, тем более данный самим Томасом Грешемом, и он чувствовал себя сейчас крайне неловко.

— Так много хорошего обычно говорят лишь о покойниках, — смущенно пробормотал он.

— И это очень скверно, — заявил Грешем. — Хорошее необходимо слышать о себе еще при жизни, иначе она никогда не покажется тебе прекрасной.

— Это каждый вам скажет, сэр Томас! — воскликнул Смит. — Я всегда так думал, только не знал, как это сказать. Я ведь почти совсем не учился.

— И не слишком огорчайтесь из-за этого. Ведь учеба дает всего лишь знания, а умом и талантом наделяет нас сам Господь Бог, — мягко и ласково улыбнулся Грешем. — Насколько я могу судить, вам не следовало бы слишком уж громко сетовать на отсутствие внимания к вам Всевышнего. Итак, джентльмены, мы обсудили с вами столько важных и трудных вопросов, что, право, вполне заработали для себя хороший обед. Да, едва не забыл — вы, дорогой Ричард, включены в число учредителей упомянутой мною компании, и, поверьте мне на слово, вам придется немало помучиться на бесчисленных собраниях. Если при этом вам будет легче от сознания, что мысленно я всегда буду с вами, — утешайтесь! О, мой дядюшка Джон и его ближайший друг сэр Себастьян Кабот умеют превращать любое благородное собрание в невыносимую пытку. Они заговорят… нет, они переговорят любого, ибо способны говорить еще пять часов после смерти! Заранее крепитесь, дорогой Ричард, и только на своем корабле вы вздохнете наконец с облегчением…

Он смеялся легко и беззлобно. Сейчас Грешем был таким человеком, которого знала и любила вся Англия: умным, добрым, щедрым и сердечным. Его близорукие глаза сейчас слегка сощурились, отчего сэр Томас казался таким беззащитным и слабым.

— Джентльмены, — проговорил он, — нам осталось уладить последний вопрос. Видите ли, вы столь успешно уладили… гм… одно мое сугубо коммерческое поручение, так блестяще справились с этой торговой сделкой, что я не могу не чувствовать себя обязанным отблагодарить вас соответствующим образом. Не покажется ли вам справедливой десятипроцентная доля каждому из трех участников этой великолепной операции от той суммы, которую удастся выручить, продав привезенный вами товар в Англии?

— О, сэр Томас, вы, как всегда, безгранично щедры! — сказал Чанслер. — Но кого третьего вы имели в виду?

— Да вашу божественную супругу, негодник! Уж не думаете ли вы, что она в этом деле не сыграла решающей роли?

— Но уж я-то здесь совсем ни при чем… — пробормотал Смит. — Это каждый вам скажет.

— А доставка товара в Англию? А пролитая вами кровь? А… Впрочем, и этого более чем достаточно. Вот теперь мы наконец-то обсудили и решили все. За стол, джентльмены!

Но пообедать в этот вечер здесь им так и не удалось.

Вошедший в кабинет слуга подал Грешему бумажный сверток. Прочитав про себя его содержание, он широко улыбнулся и сказал:

— Принцесса Мария уведомляет меня о том, что король только что подписал указ о моем назначении финансовым агентом правительства в Антверпене. Она просит меня немедленно прибыть во дворец. Надеюсь, джентльмены, вы не откажетесь проводить меня?

Глава XXII

…Лондон.

Древнейший из городов Англии[55] тонул в густом, непроницаемом облаке. Но он уже проснулся, этот огромный стотысячный муравейник, и первые звуки его пробуждения отчетливо прорывались сквозь толщу тумана со стороны речных причалов и Чипсайда.

Город, как и все живое, имеет свое сердце и свое чрево. Тем и другим для Лондона был Чипсайд, первый рынок средневекового города. Чипсайд — дешевая сторона. Здесь главный рынок города. Рядом — широкая и ровная дорога до Полтри, куриного рынка. На этой дешевой стороне — сплошные разборные балаганы, расположившиеся по роду товаров.

На восточной дешевой стороне, то есть Ист-Чипе, в таких же разборных балаганах продавали хлеб в зерне, овощи, свинец, медь и другие металлы, клей, рыбу и всяческие громоздкие товары.