Москва-Лондон. Книга 1

Князья слушали с напряженным, сосредоточенным вниманием. Они, разумеется, отлично понимали, что часы «бешеного князя Бориса», как звали его между собою почти все, кто его знал, сочтены, и думали они сейчас вовсе не о том, чтобы найти какой-либо способ спасения князя, а о тех последствиях, которые эта казнь неминуемо вызовет. Все многочисленное и многосильное русское боярство и княжество может так взроптать на казнь эту скоропалительную, тайную и самолично царем приговоренную, что и трон зашататься может… Ведь вокруг Москвы войска сейчас немалые стягиваются, а при них воеводами все те же князья да бояре. Брось в эту сухую солому искрицу малую — такого пожара наделать можно, что не дай и не приведи господь!.. Не дома гореть станут — царство целое! И — дотла… Неужели царь не понимает этого? Как его понять сейчас? Куда он ведет? А не дать людям острастки, не выдать им князя головою — народ за вилы возьмется, что не раз уже бывало в прошлом… И еще неизвестно, что легче окажется — тот пожар или эти вилы… Ну и монах Левкий! И где только выискивает он всю эту тухлятину? И почему, собственно, он? От всех этих загадок голова пухнет да кругом идет… А тут еще вонища — не продохнешь… Уж и трупом засмердело…

Левкий из глубины темной своей ниши неотрывно смотрел на князя.

Бориса, но перед взором его постоянно был не этот старый, лохматый, грязный и ополоумевший от ненависти и горя полутруп в жестком, высоком и тяжелом железном ошейнике, с цепями на руках и ногах, стоявший сейчас на коленях у ног царя неподалеку от страшного трупа любимого сына своего, а тот, совсем другой, давний, из жизни, которая ушла уж более тридцати лет тому назад…

…Еще дед нынешнего царя, великий князь Московский Иван III, пожаловал одному из ближних и любимых воинов своих и охранников Тимофею Любимову достоинство дворянское и немалый земельный надел в земле Ярославской. Так уж случилось, что надел этот большим и широким клином врезался в земли большого, знатного и могущественного княжеского рода, главою которого был тогда князь Агафон Васильевич. Он, как и его предки, считал эту землицу своею, и хотя она всегда была большой пустошью, чувство обладания единым неоглядным полем приносило ему большое удовлетворение и согревало княжескую гордость. Но приехавший из Москвы дьяк, ведавший при великокняжеском дворе делами поместными и землеустроительными, без особых усилий доказал, что надел, данный дворянину Любимову, никогда княжескому роду не принадлежал, а был выморочным участком после естественного угасания одного из ветхих боярских родов, даже в родстве с родом Агафона Васильевича не состоявшего. Зная крутой и беспощадный нрав великого князя Ивана Васильевича, князь Агафон, скрипя зубами, вынужден был смириться с потерей того, что ему не принадлежало, и Тимофей Любимов, новоиспеченный дворянин ярославский, начал хозяйничать на своей земле. Дело вел он широко, с умом и смекалкой, а земля, истосковавшаяся по плодоношению, давала такой урожай, о каком и мечтать-то не смели соседние землевладельцы. К тому же и землю свою он не отдавал в аренду крестьянским общинам чуть ли не на столетие, как это делали многие другие помещики, а обрабатывал ее сам, ежегодно нанимая до двадцати — двадцати пяти работников за натуральную или, значительно реже, денежную оплату.

Словом, преуспевал дворянин Тимофей Любимов на зависть и злобу единственному соседу своему, князю Агафону Васильевичу, и всему семейству его…

После смерти этого князя поместье его досталось сыну, Борису Агафоновичу, человеку неукротимой злобы, спеси и всепоглощающей алчности. Он решил во что бы то ни стало отобрать облагороженную землю с богатым дворянским поместьем у своего ненавистного соседа, для чего выдал замуж одну из засидевшихся и перезрелых сестер своих за некоего своего человека, которому раздобыл грамоту о том, что он-де является прямым потомком и наследником того самого боярина, род которого ошибочно считался угасшим, а его земля — выморочной.

Далее князь Борис действовал с решительностью воеводы. Однажды он явился в поместье Любимовых, сопровождая наместника ярославского (своего дядю по материнской линии) и архиепископа (своего дядю по отцовской линии). Вместе с ними прибыл какой-то другой дьяк из Москвы и, разумеется, отыскавшийся наследник угасшего боярского рода. Наместник объ- явил, что Любимов занял чужую землю, дьяк подтвердил это заявление авторитетом двора великокняжеского, архиепископ благословил нового помещика, а дворянин Тимофей Любимов сел на коня и поскакал в Москву, к сыну благодетеля своего, великому князю Василию Ивановичу. Тот, хорошо зная старого заслуженного воина, велел продажного дьяка наказать пятьюдесятью батогами, наместнику ярославскому пригрозил опалой и казнью, если и впредь будет судить подобным образом, а Тимофею Любимову дал новую грамоту на вечное владение своим поместьем и землею с правом наследования всего этого имения и дворянского достоинства его потомками.