Москва-Лондон

— Пока твоим другом является великий маэстро Бенвенуто Челлини, беспокоить Всевышнего нет никакой необходимости! Надеюсь, мой гений сделал уже все, чтобы принцесса Мария пала в твои объятия, сын мой! Однако мы все время уклоняемся от дела, тебе не кажется, дорогой Томазо?

— Я жажду услышать наконец ваш рассказ, Бен!

— Слушай, сын мой, со всем вниманием, на какое только способен, ибо такое ты можешь услышать лишь от Бенвенуто Челлини. Ты говорил, что принцесса Мария — истинная дочь нашей святой церкви. Я подумал, что лучшим подарком для нее будет вот эта Библия, изготовленная руками того, чье искусство превзойти уже невозможно! Посмотри на это чудо и убедись в правдивости моих слов…

Челлини достал из-под бархата небольшого формата книгу и передал ее Грешему. У того перехватило дыхание: он держал в своих руках изящный фолиант, волшебство, словно явившееся из арабских или индийских легенд и сказок!

— А это разве намного хуже? — дошел до его сознания торжествующий голос Челлини.

— О господи! — воскликнул потрясенный Грешем, беря в руки ожерелье совершенно фантастической прелести. — Это чудо ювелирного искусства прославит ваше имя на веки веков, мой великий и несравненный маэстро!

— Это несомненно, Томазо, мой мальчик! — решительно заявил человек, который слишком хорошо знал себе цену и совершенно не был готов умереть от избытка скромности. — Но и это еще не все, а быть может, и не самое для тебя главное. Видишь ли, во время работы над Библией и ожерельем для принцессы Марии мне вдруг пришла в голову совершенно гениальная идея: почему бы будущей королеве Англии заранее не позаботиться о своей роли и положении при папском престоле? Ведь ей придется начать в полной изоляции от всех коронованных особ Европы, и отношение к ней папы римского могло бы сыграть решающую роль сначала в прорыве, а затем и в устранении этой изоляции. И я решил, что было бы прекрасно во всех отношениях от имени принцессы Марии преподнести папе Юлию III достаточно крупную, но отнюдь не разорительную для Грешемов сумму под великолепным и чрезвычайно убедительным предлогом погашения части потерь папской казны в результате разгрома Генрихом VIII английской церкви и монастырей. Поскольку сделать это необходимо было в непроницаемой тайне и из рук в руки, постольку не может возникнуть ни малейших сомнений в том, что деньги осядут в бездонных сундуках

и карманах самого святого отца, что, само собой разумеется, сделает этот вклад незабываемым, а Марию — лучшей из правителей Европы! Не стану утомлять тебя рассказами о том, как я собирал нужную сумму, устроил тайное свидание с папой в Равенне, предстал пред ним в роли и обличии доверенного лондонского купца Томаса Грешема и все такое прочее. Это все детали, мелочи… По моему разумению, сделано главное: после Господа Бога ты станешь для принцессы, а затем и для королевы Марии тем единственным советником, человеком и мужчиной, который и будет единовластно управлять этой несчастной женщиной, пошли ей Господь здоровья

и долголетия! И наконец, я подготовил, а папа римский собственноручно подписал и вручил мне, то есть лондонскому купцу Томасу Грешему, свое послание принцессе Марии. Вот оно. Упомянутые в нем лекарства —

в этих золотых флаконах. Надеюсь, они вернут здоровье нашей святой принцессе, а тебя превратят в ее спасителя. Ах, Господи, не обойди ее своим вниманием… Что же касается самих этих флаконов, то я абсолютно уверен в том, что и они понравятся принцессе — ведь их делал все тот же великий маэстро Бенвенуто Челлини. А вот этот ларец… — Челлини отбросил бархатное покрывало на пол. — Это, разумеется, тоже плод моих трудов и фантазии. Не правда ли, это прекрасно, Томазо? Но что с тобою? Мне кажется, твое лицо готово соскочить сейчас с отведенного ему Господом Богом места! Тебе, не дай бог, дурно? Я велю тотчас же вызвать лучшего врача Флоренции, Италии да и всей этой дурацкой Европы! Впрочем, он уже давно здесь, ибо это, разумеется, я…

Состояние Грешема действительно было сейчас очень близким к полуобморочному — настолько его потряс рассказ этого необыкновенного, поразительного, легендарного человека!

— Но вы же действительно самый настоящий гений, синьор Челлини! — прошептал Грешем в неописуемом восторге. — Я боготворю вас!

— Вот видишь! — воскликнул Маэстро. — Я же говорил тебе об этом! Теперь ты сам неси эту бесспорную истину по всей Европе, Томазо!

— И я это сделаю, не сомневайтесь, величайший из гениев и гениальнейший из великих! Полагаю, вторая драгоценная шкатулка предназначена принцессе Елизавете, не так ли?

— Разумеется, Томазо. Даже покорив Марию, а это, безусловно, про-