Москва-Лондон

— К вашим услугам, ваша честь… — обреченно вздохнув, проговорил Чанслер. — Законы я знаю и чту, хотя очень сомневаюсь, что все они разумны…

— О, в этом не уверен ни один судья на свете, но они есть, и это самое главное! — воскликнул судья. — Не будете ли вы так любезны распорядиться насчет погрузки этого преступника?

Чанслер приказал матросам внести на корабль валявшиеся в прибрежной пыли носилки и прикрепить их к носовой мачте.

Судья вручил Чанслеру большой пакет со множеством сургучных печатей, заставил капитана расписаться в особой ведомости, подробно объяснил, где и кому передать узника, выпил полпинты24 джина и покинул наконец корабль.

Через два часа они снялись с якоря и подняли паруса. Свежий ветер легко подхватил «Белого дракона» и понес корабль к югу…

Стоя на капитанском мостике, Чанслер частенько поглядывал на узника, но тот не подавал никаких признаков жизни. Наконец Чанслер решил убедиться в том, что судья не подкинул ему покойника или чего-то в этом роде. Передав штурвал вахтенному матросу, он подошел к своему нежданному пассажиру и спросил:

— Эй, послушай… кто бы ты ни был… ты еще жив?

— Не… не… м-м-м… — едва слышно донеслось из сети.

Чанслер позвал боцмана. Недолго посовещавшись, они решили освободить невольного «крестника» судьи Брайтона, чтобы поближе познакомиться с ним. Когда несчастного развязали, им оказался почти голый мужчина, скрученный толстыми веревками. По палубе начали растекаться ручейки крови…

— Ого, — покачал головою Дуглас, — да с этим парнем поработали на славу, черт подери…

— Режь веревки! — приказал Чанслер. — Покойником мы его всегда успеем сделать…

Вот так они и познакомились — Ричард Чанслер и Чарли Смит.

История Смита была совершенно рядовой и обычной для Англии того времени.

…Однажды ранним утром на небольшую крестьянскую общину, что испокон веков распахивала плодородные земли едва заметных возвышенно-стей на полпути между Норичем и Уиндемом, в графстве Норфолк25, напали вооруженные до зубов люди двух соседних джентльменов и трех их йоменов26. Они уничтожили все общинные внутримежевые знаки, сожгли полевые навесы и другие хозяйственные постройки, наглухо огородили

поле, распахали его и засеяли кормом для овец27. Осенью по бывшему общинному полю уже неторопливо расхаживали его новые обитатели, нагуливая своим хозяевам драгоценное золотое руно…

Обезземеленные крестьяне в гневе и отчаянии бросились искать правду и защиту в Нориче, а затем и Лондоне; но быстро проев все свои пенсы

и имущество, превратились в таких же нищих и бездомных бродяг, какие тысячами скитались по дорогам Англии, или сбивались в бесчисленные банды лесных разбойников, или расползались по самым темным и грязным притонам городов, расплачиваясь за убогий приют и скотское содержание своими костлявыми телами, или за свиную похлебку становились рабами на оловянных и серебряных рудниках, угольных копях, мануфактурах

и мастерских. В одном только Лондоне с его стотысячным населением буйствовало не менее двадцати пяти тысяч этих бедолаг, ограбленных мошенниками и «обглоданных» овцами! Разоренное, обесчещенное английское крестьянство стиралось с лица родной земли…

Однако Чарли Смит с такой жалкой участью мириться не хотел. Он был младшим из сыновей в большой семье крестьян и уже приглядел себе невесту. Осенью главы обоих семейств решили обвенчать детей и выделить им для начала три акра28 земли, по полтора от каждой стороны. Но обрушившаяся на общину беда спутала все их карты. Убедившись в бесполезности своей борьбы с вопиющим произволом всевластных землевладельцев, большая часть общины, и в том числе семья Чарли Смита, решила попытать счастья в Шотландии29, где, по слухам, у лендлордов были не столь длинные руки и острые зубы…

Но Чарли решил остаться. Он задумал огородить семейный участок Смитов на захваченном поле. И огородил — почти в самом центре новоявленного пастбища!

Узнав о неслыханной дерзости какого-то нищего бродяги, оба джентльмена послали троих йоменов навести порядок на поле. Однако вскоре те полуживыми и совершенно голыми, на четвереньках едва добрались до ближайшего из своих поместий. И это неудивительно: ведь если в шестнадцать лет Чарли вязал узлы из железной кочерги, громадной ладонью сжимал и ломал подковы, ударом кулака вгонял гвоздь в доску и не боялся бороться с матерым и злобным быком, то уж в двадцать-то лет обезоружить, раздеть донага, до крови отстегать вениками из крапивы и пересчитать все ребра и зубы каким-то троим ослам-йоменам ему, конечно, не составляло особого труда!..

Вот тогда-то разъяренные джентльмены одели в рыцарские доспехи свою челядь, вооружили ее всем, что нашлось в поместьях, и правильным военным строем, на конях в боевой сбруе отправились в «крестовый поход» против новоявленного Голиафа.

Сражение было долгим и кровавым. Первыми были выведены из боя джентльмены: этих «рыцарей» Чарли страшными ударами оглоблей сбил