Москва-матушка

—      Князь Иван может быть хорошим и верным другом — он не способен на вероломство. Какую корысть он мог иметь от меня, от слабой женщины? Никакой. Но стал мне другом, и только по его воле живут сейчас мои дети. Уже много лет князь Иван кормит и одевает сыновей моих и не просит за это платы. В этом я вижу благородство его души. Такой друг и брат только усилит твое могущество, укрепит твой трон. Можешь ли ты сказать по­добное о нашем союзнике Хазиэмире?

—      О Хазиэмире я этого сказать не могу. Только расчет держит его в союзе со мной.

—      И все-таки ты в грамотах ему пишешь «равный брат мой», а князя Ивана равным признать не хочешь. Почему?

—      Князь Иван данник хана Ахмата!

--    А разве Ахмат         твой друг?

--    Фуй, шайтан!          Я ненавижу       этого    пожирателя падали. Он

мой враг!

—      И князю Ивану он недруг. Будучи в братстве с великим князем русским, вам легче задушить вашего общего врага.

—      Посол сказал, что Иван не желает нападать на Ахмата.

—      На то его воля. По тебе, верно, известно, что Ахмат сам собирается набежать на Москву.

—      Мои люди в Орде доносят мне об этом. Это верно.

--    Пиши Ивану            братство и любовь, мой              повелитель, и        это

принесет тебе славу            и богатство.      Коли     Ахмат     уйдет в набег на

Русь, ты братства Иванова ради пошлешь свои войска в Орду и в отсутствие хана Ахмата захватишь все его богатство. Если Ахмат, возвратясь, пойдет за то войной на тебя, Иван поможет тебе, и вы растерзаете Ахмата.

—      Слышал я, что Иван намерен отнять у Хазиэмира киевские земли. Если он пойдет на короля литовского, как мне быть? Хази- эмиру я еще раньше шерть давал.

—      В войне из двух друзей выберешь одного. Твой мудрый ум подскажет, какого.

—      Ты говорила о щедрости князя. Однако он мне не хочет давать поминков, а круль мне их дает.

—      Говорят, послы Ивановы привезли гебе большой бакшиш, говорят, он дороже трех годовых поминков Хазиэмира. Разве не все равно алмазу, как его назовут, бакшишем или поминком. От­того не перестанет он быть алмазом.

—      Ты права, Ази, и я дам шерть князю Ивану. Ширин мне тоже дал такой совет. Совет двух мудрых — правильный совет.

Глава двадцать четвертая

МОГУЧИЙ ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЯ

Менгли-Гиреево слово брату мое­му великому князю Ивану. Промеж нас братская дружба учинилась, дру­гу другом быти, а недругу недругом быти...

Из грамоты Менгли-Гирея Ивану III.

рошла неделя, как от горенки Никиты Ва­сильевича увели стражу. Теперь русское посольство ходило по городу вольно, однако в посольский дворик никто из татар не приходил. О существовании людей посольских во дворце будто забыли. Наконец, однажды под вечер, ког­да боярин совсем уже собрался отходить ко сну, в его спаленку в сопровождении Шомельки про­тиснулся толстый татарин.

—      Образец великих и почтенных, рудник всех добродетелей, аг^[30] собственного двора, ис­точник счастья, рассадник могущества, да уве­ковечит аллах его могущество, пресветлый бей Ширин приглашает русского посла в свой дво­рец,— проговорил он.

Как только Шомелька перевел приглашение, Беклемишев сразу же стал собираться и повелел крикнуть Никиту Чурилова и стражу. Татарин, видимо, понял приказ боярина и торопливо ска­зал Шомельке:

—      Посла приглашают одного. Я буду его

ВО ДВОРЦЕ БЕЯ ШИРИНА

проводником и охраной. Пусть посол верит благородному Шири­ну: его голова будет целой и невредимой.

Никита Чурилов стал отговаривать Беклемишева.

—     Не ходи, Василия. Риск зело велик. Похоже на обычную татарскую пакость. Убить посла во дворце, видно, грехом считают, да и от людей будет неприлично. На улице снесут голову, и тела не найдем.

—     Вам же ведомо, что я к Ширину пошел. С него, в случае чего, завтра спросите.

—     Откажется, разбойник. Отколь нам знать, что сей человек от Ширина? Завтра, к тому же, будет поздно, коль тебя в живых не будет.

—     Не о себе думать надобно —о деле,—ответил боярин.—Не пойти — скажут, струсил русский посол. Я иду один!

—     Не гневайся, боярин, молодцов следом я все же пошлю.

Беклемишев кивнул головой и вышел вслед за татарином.

Дворец бея Ширинова по красоте и богатству не уступал

ханскому. Татарин, сняв сапоги, повелел Никите сделать то же. Боярин отрицательно покачал головой, но его провожатый неожи­данно сказал по-русски:

—     Такой закон. Во дворце не стучи, не оскорбляй слух хана.

—     Неужто хан здесь?

Татарин утвердительно кивнул головой. Сапоги и саблю приш­лось снять и отдать прислужнику.

В просторной комнате, которая более походила на веранду, Ники­ту оставили одного. Боярин огляделся. Пол комнаты покрыт цветны­ми циновками, посредине—бело-мраморный фонтан. Потолок выло­жен голубой мозаикой с золотом. Стены вместо обоев покрыты разноцветным фарфором. Вдоль стен низкие скамьи, устланные коврами. На трех столиках, расставленных в комнате, стоят каль­яны.