Москва-матушка

—      Собрались мы теперя ватагой, а старшего нет. Это все одно, что тулово без головы. Подумать надо, братья.

Василько понял, что ему надо высказать все, что думал он во время пути о судьбе людей, собранных здесь.

—      Друзья, братья! — голос у Василька спокойный, сильный. — Вот мы и свободны. Не свистит над нами татарская нагайка, не скованы мы единой цепью. Как птахи, вольны. Лети, куда хочешь. А куда лететь? Может, вы, братья, посоветуете?

—      У самих про то без краев думы! — крикнул кто-то.

—      Пришли сюда, а дальше что?!

—      Куда идти, не знаем!

—      Говори ты!

—      Скажи о мыслях своих!

Василько жестом попросил всех подойти ближе. Когда люди расположились вокруг него, Василько заговорил:

—      Была у меня сперва такая мысль — разойтись всем в раз­ные стороны и ночами тайно, поодиночке, пробираться в родные места. Дойдем ли?

—      Не дойдем! — закричали чуть ли не все.

—      Поиетомились, оправиться надо!

—      Переловят нас поодиночке-то.

—      Дума эта плоха!

—      Верно, братья! Мысли эти не про нас. Нам надо ватагой свою долю искать. Спервоначалу надо старшого выбрать.

—      Будь ты старшим! — крикнули сзади. — Видим, не глуп па­рень. Будь атаманом ватаги.

—      Негоже так, други. Вы меня не знаете. Может, я завтра же на гибель вас поведу. По-моему, надо так решить: пусть каж­дый из нас подумает — не желает ли он стать атаманом. Если найдется такой — пусть скажет, как и куда он будет водить вата­гу, какой путь изберет. И если путь, им избранный, придется всем по душе, ему и быть старшим.

Тихо стало на поляне.

Взять в голову думу об атаманстве легко каждому. Но путь ватаге избрать — ой, нелегко! Молчат люди. Ждут.

Наконец, на круг вышел смуглый, как цыган, человек. Старая войлочная шляпа на затылке, из-под нее на узкий лоб падает курчавая прядь волос. Глаза быстрые, смешливые, руки длинные, подвижные. Он заговорил:

—      Охоты быть атаманом у меня нету. Но ежели бы я вел ва­тагу, то мы ходили бы по смелым дорогам. По мне — разгуляться- ватаге на всю ширь! Налетать на богатые селения, держать в страхе все дороги окрест. Добывать оружие, золото да камни дра­гоценные. А когда ватага станет богатой, откупиться от татар, найти добрых коней, да и по домам. Вот как, по-моему, должен думать наш атаман.

Ватага зашумела, заволновалась.

—      Я бы к тому атаману в ватагу не пошел,— спокойно про­изнес Василько. — Да и выйдет, что не ватага это, а шайка раз­бойников. Разве креста на нас нет — в разбойники-то идти. Нам ли, люду, измученному всякими грабителями, думать самим о разбое... А по мне так жить надо: найти в горах место тайное и- неприступное и устроить там жилье. Оклематься, отдохнуть. Ору­жия у нас немало есть — будем ходить на охоту. Зверья в сих ле­сах много. Мясо на еду, шкуры на одежду. А войдем в силу, поду­маем, как и оружие каждому добыть.

—      Так и будем всю жизнь в норе сидеть, как кроты! —выкрик­нул смуглый. — Пошто оружие иметь, если в бой не ходить?

—      Раны залечим, сил наберемся, начнем пробиваться к Корчеву. Дорога будет с боями — туда свободно не пройти. Вот и оружие пригодится.

—      А что в Корчеве?

—      Сказывают, там перехвачено море Русское рукавом узким. Отобьем ладьи и переправимся на тот край. А там и Дон недалеко — земля вольная. Как думаете, братцы?

Люди зашумели одобрительно.

—      Кто еще за атамана хочет говорить?

Никто не двигался с места. И опять зашумели люди:

—      Тебе атаманом быть, Василько, не желаем другого.

—      Твое слово, атаман.

—      Что дальше делать?

Василько хотел снова заговорить о дружбе и крепости, но пе­редумал и коротко произнес:

—      Ватаге спать до ночи. Днем идти опасно — дорогу перейдем в темноте.

—      А охрану? — спросил Ивашка.

—      Мне первое слово, мне первому и в дозор.

—      И то верно,— засмеялся Ивашка.

* * *

Над поляной поднялось солнце. Горячие лучи обсушили тра­ву, нагрели землю.

Ватажники крепко спят на шелковистой мураве в тени деревь­ев, обступивших поляну.

Только Ольге не спится. Очень неловко ей в тесной одежде татарского воина. Малахай она сбросила, раскинув по плечам тя­желые косы, а как кафтан с кольчугой снять?.. А тут еще сердце чего-то ждет и отчего-то замирает.

Атаман с Ивашкой обошли вокруг поляны; вот Ивашка улыб­нулся и что-то сказал, бросив взгляд в сторону Ольги.

Атаман понимающе кивнул головой и пошел к коновязи. Раз­вязал узел, притороченный к седлу, вытянул полотно шатра. В дальнем углу поляны вырезал кинжалом кол и с силой вдавил его острием в землю. На кол натянул шатер, принес переметную суму, в которой лежала одежда девушки, и крикнул:

—      Иди в шатер — переоденься! Неловко, чай, в одежде воин­ской.

Светлые лучи, как иглы, скользят над деревьями, через про­светы в листве снопами бьют в полотнище шатра. Оттого шатер становится матово-прозрачным, как фарфор. На полотне яркие цветные тени листьев.

Ольга переоделась и вышла из шатра. Распрямилась, попра­вила венец кос на голове, оглянувшись, опустилась на ковер гус­тых трав.

Василько сидел поодаль. Подошел Ивашка.