Москва мистическая

– Я училась у вашего сына на Высших курсах. К сожалению, я не оправдала надежд моих учителей, не дослушала курсов. Меня соблазнил один молодой негодяй, и я уступила ему. Курсы были заброшены. Но стремление к знаниям осталось. Я попросила у Александра Александровна его конспекты уроков. Он дал мне почти законченные записки, и я их скопировала.

– У вас остались труды моего мальчика?! – вскричал сенатор. – Какое счастье! Ведь изверги сожгли все его бумаги.

– Я потому и прихожу, что узнала об этом. Я ищу того, кому небезразлично творчество Шахова.

– Конечно, мне небезразличны труды сына! Отдайте мне эти записи! – взмолился отец. – Или скажите, где я могу их найти.

Незнакомка неожиданно всхлипнула:

– Вы не сможете их найти… Мой соблазнитель, увидев, что я по-прежнему читаю лекции, избил меня до смерти, а записки сжег!

– Как?! – заломил руки старик. – Неужто и тут огонь! И все рукописи моего мальчика сгорели?!

И вдруг дама усмехнулась, таинственно и страшновато:

– Рукописи не горят! И если вы, сенатор, обещаете, что издадите их, чтобы все, особенно девушки и женщины, могли их прочесть, я отдам их вам.

– Но каким образом?! Они же сгорели… – Бедный старик уже снова чуть не плакал.

– Подождите здесь… – прошелестела дама. – Я постараюсь вернуться!

И она… исчезла.

Старик опустился прямо на могилу сына. Ноги уже не держали его. Было очень холодно. Ветер продувал насквозь. Начал накрапывать дождь. Ужас овладевал стариком. Но он крепился. Понимал, что вернуть сгоревшее невозможно, но ждал. Сам не понимая чего…

И когда в голове у него уже помутилось и перед глазами поплыла черная пелена, он вдруг увидел полупрозрачную черную даму, возникшую рядом с оградкой могилы. В руках у дамы белели листы.

– Помните, рукописи не горят! – повторила она и протянула их старику. – Если это, конечно, настоящие рукописи, нужные людям.

Старик взглянул на исписанные листы, а когда поднял голову, дамы уже не было. Сенатор вздохнул и, прижав рукопись к груди, пошел к воротам, туда, где ожидала его коляска.

Едва он с помощью кучера взобрался на сиденье, раздался звон колокола.

– Полночь! – охнул кучер. – Задержалось ваше высокородие… А я уж сижу-сижу. Думаю, жуть какая. Погост ведь, а ну как привидения явятся!

– И привидения могут быть добрыми… – прошептал Шахов. Он сдержал слово – издал собрание лекций Александра.

Шахова «Гете и его время», «Очерки литературного движения в первую половину XIX века». И всем, кто читал эти книги, становилось ясно, что молодой историк литературы был чрезвычайно талантлив, обладал литературным даром и мог бы стать выдающимся литератором. Увы…

Откуда взялись сгоревшие рукописи, отец, конечно, никому не сказал. Но черная дама еще долго потом посещала могилу своего учителя. Ну а старожилы Красносельской улицы задолго до выхода в свет романа Булгакова знали простую и великую фразу:

– Рукописи не горят!

Откуда она взялась? От народных преданий и легенд. Во всяком случае, мои соседи именно так и говорили.

Звезда живописца, или Загадочный сон сестры Иулиании Улица Верхняя Красносельская, территория бывшего Парка пионеров и школьников

Все пройдет бесследно, минет скоротечно,

Только звезды людям не изменят вечно.

Мирра Лохвицкая.

Звезды

Еще одну мистическую историю рассказывали жители Красного села о талантливейшем русском художнике Илларионе Михайловиче Прянишникове (1840–1894).

Прянишников был не только замечательнейшим живописцем, но и одним из основателей Товарищества передвижников. Родился он под Калугой в купеческой семье. Учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Там же и преподавал до конца жизни. И хотя был признан в Петербурге и даже стал действительным членом Петербургской академии художеств, но демократическому московском искусству не изменил и «классиком» не стал.

Жил Прянишников бедно, все деньги тратил на учеников Московского училища. Между прочим, это у него получили первые уроки живописи Архипов и Коровин, Касаткин и Корин, Лебедев и Богданов-Бельский. В то время это было, возможно, единственное училище, которое принимало бедных провинциальных учеников, которые часто не только не могли платить за обучение, но не имели денег и на еду. Вот Прянишников и подкармливал своих студиозусов, покупал им зимнюю одежку и холсты с красками. Он и в своем творчестве словно вел летопись «униженных и оскорбленных». Его «Шутники», «Порожняки», «Погорельцы», «Жестокие романсы» словно сошли со страниц то ли Островского, то ли Достоевского. Словом, это был и живописец и человек невероятной доброты и соучастия, всегда готовый оказать поддержку более слабому.

И.М. Прянишников. Художник В.Г. Перов