Москва мистическая

Похоронили Вельтмана около жены – на кладбище Алексеевского монастыря у Красного озера. На могилу писателя ездило много людей – друзей, родных и просто почитателей его таланта. Но никто из них ни разу не взял что-то с собой – ни цветка, ни веточки. Все понимали: нехорошая это примета брать что-то с собой с территории сада, расположенного рядом с монастырским кладбищем.

Примета пережила века. И осталась даже после того, как на месте монастыря разбили детский парк. Дети гуляли там, играли, веселились, но, уходя домой, взрослые запрещали им брать хоть что-то из парка.

– Ни цветка, ни листка, ни камешка! – твердила мне бабушка. – Ничего из парка нельзя приносить домой!

И как ни странно, но детвора слушалась. Я это точно знаю, потому что у ворот парка всегда лежала кучка вытряхнутых из карманов камешков, палочек, разноцветных стеклышек и сорванных цветочков – всего того, что дети считают сокровищами.

А восхитительное чудо – не литературный чеховский, а реальный большой сад цветущей белоснежной вишни – просуществовало почти в центре Москвы до конца 1970-х годов. Только вот деталь: обычно дети обожают срывать и поедать пусть еще и недозрелые ягоды. Но вишни на Красносельской висели несорванными. Хотя, говорят, когда парк только открыли после войны, там существовало много разных кружков, в том числе и юннатский. Так вот эти юннаты ухаживали и за вишневым садом, собирая потом урожай. Но в мое время никто уже за садом не следил, и, хотя вишня цвела и наливалась ягодами, их склевывали только птицы. А люди на монастырские дары не зарились. Видно, помнили: нехорошая это примета – брать что-то с территории кладбищенского сада. «Теперь» и «сейчас» не должны смешиваться. Прошлое заканчивается там, где начинается сегодня.

Счастливая полтина братьев Полтинниковых Улица Краснопрудная, № 13

Что мне делать с пьяною оравой?

Как попал сюда я, боже мой?

Если я на то имею право,

Разменяйте мне мой золотой!

Осип Мандельштам.

Золотой

Монастырское подворье было обширно и славилось гостеприимством. Имелось несколько странноприимных домов, богадельня, лечебница, к тому же вокруг монастырских стен распахнули свои двери различные лавочки – побольше и поменьше. В некоторых продавались изделия самого монастыря: свечи, иконки, масло и прочие предметы для церковного обихода на дому, имелись и лавочки со свежевыпеченным хлебом, только что сготовленным квасом, сбитым маслом и творогом и прочими вкусностями, изготовленными умелыми руками насельниц.

Но часть лавок сдавалась внаем – конечно, не всякому, а только проверенным продавцам. У монастыря были два условия: не торговать спиртным, табаком и другими неодобряемыми товарами и не завышать цены, поскольку у паломников, приходящих на поклон к святым иконам, денег не водилось, да и москвичи с окрестных улиц жили бедно. Богачи-то на окраине не селятся!

И вот однажды два уважаемых прихожанина монастырской церкви Алексея, человека Божия, братья Полтинниковы, сняли у монастыря два помещения для своих лавок: в одной пообещали продавать сдобный хлеб с пряниками да баранками-бубликами, в другой – аптечные товары. Мать настоятельница лично бублик испробовала и аптечные настойки понюхала – все в норме. Дала согласие. Дело в том, что монастырь хоть и продавал свежий хлеб, но только по постным рецептам, ну а сдоба, а уж тем паче пряники с баранками да петушки на палочках в монастырской трапезе отсутствовали. Но ведь окрестному люду и детей побаловать хочется, да и самим сдобных саек отведать с чаем. Да и лекарства недорогие на окраине города спрос найдут, тем более что в монастыре лечили только травами. Так уж положено по монастырскому уставу. Но мать настоятельница понимала: в миру устав не долог, заболеешь, так любую химию выпьешь.

Словом, развернули торговлю братья-купцы Полтинниковы. Обе их лавки располагались рядом в деревянном одноэтажном, но длиннющем доме. Выходили они уже на Краснопрудную сторону, где к тому времени и пруды давно закопали, и песчаный карьер, где брали песок для строительства Москвы, давно засыпали. Место бойкое: сразу за лавками – стены монастыря, куда рекой текут паломники, прямо перед входом – торговая дорога из центра на Преображенскую заставу. Вот и потекли покупатели к оборотистым братьям. А у тех выручка возрастала день ото дня. И теперь уж не раз в месяц считали они доходы, а раз в неделю, потом и каждый день. Полушки-копейки превращались в полтинники, двугривенные с пятиалтынными и вовсе в рубли. Ну а рублик к рублику, известно, выйдет ассигнация. Глядишь, коли повезет, и «катенька» – сто рублей.